Спит размалеванный крейсер «Аврора» —
Совесть его в мир иной отошла.
Белый солдатик и красный солдатик
Сеяли бурю, а нам – пожинать.
Сами-то вспомнили, что они братья:
Перемешали свой прах – не разъять.
Белые кости промыты дождями.
Кровь «голубая» темнее, чем месть.
Крепко схоронены русское знамя,
Русская вера, дворянская честь.
Крепко схоронено… Вороны в стае
Птицу болящую бьют неспроста.
То-то нам дегтем и кровью латают
Настежь распахнутые ворота.
А за воротами мертвое поле.
Эй, «господа», и в каком вы конце?!
Нет и не будет юродивым доли.
Так и гуляйте в терновом венце!
Русской душе не видать передышки:
Вместо страны – ресторан «Разгуляй».
Спит притомившийся стражник на вышке:
«А ну, россияне, пора… не зевай!»
28 ноября 1993 г.
Мальчик – в черном! – проходит по саду,
Так внезапно и близко родной.
Сквозь деревья идет, сквозь ограду…
Он не помнит дороги иной.
А над миром витает простуда —
Поздней осени звездная стынь.
– Ты откуда, мой мальчик, откуда? —
Шевелятся беззвучно кусты.
Вот он медленно всходит по краю
Погребенного в холод луча.
Припадаю к окну, пропадаю
Безнадежно, безмолвно крича:
– Ты зачем покидаешь Россию?!
Эта черная немочь пройдет!
И красны его ноги босые,
Но лицо голубее, чем лед.
Обернулся… Прозрачно и длинно
Посмотрел мимо слов, мимо слез.
Еще теплую землю отринул
И в остывшее небо пророс.
Мальчик – в черном!
Привиделось, что ли,
В ясный миг между сном и едой?
А душа растворяется в боли:
Это – ты,
Молодой-молодой…
1993 г.
Пряди седые – багряные листья.
Тощая хлыщет метла…
Господи, ты ли, Мадонна Сикстинская,
С облака наземь сошла?!
Что не ко времени выбрала платье
С целым созвездьем прорех.
Где же твой Сын, непорочная матерь,
Где он, страдалец за всех?!
…Мертвые космы метутся по ветру.
Палые листья в крови.
И от нее не дождаться ответа.
Не домолиться любви.
Словно глухая, уходит по лужам
В тонких чулочках одних.
Словно ей мир этот больше не нужен,
В коем не стало родни.
…Меркнет в душе от нечаянной встречи.
В тусклой утробе двора
Листьев бездомных игра —
Чет или нечет…
1990 г.
Плакал котенок в подъезде,
Еле живой уголек.
В небе последних созвездий
Переливался дымок.
Ломкое утро хрустело,
Словно стекло, под ногой.
Чье-то округлое тело
Плыло,