Перевалило за полдень, когда перед таверной остановилась запылённая чёрная повозка. В ней развалился мужчина, который, свесив голову на грудь, спал. Алан, спрыгнув с козел, привязывал вожжи к коновязи. Это был тощий, высокого роста мужчина с измождённым пьянством, грубым лицом под шевелюрой сальных волос. Его водянистые, воспалённые глазки беспокойно бегали над щетинистой скулой, рассечённой молнией белого шрама. Запылённое и грязное рубище его было изношено до дыр, и вместо манжет полотняной рубахи из-под ветхого блио взору представали какие-то невообразимые, висящие бахромой, лохмотья.
Прошлая ночь выдалась на славу – Алан выпил очень много вина, но теперь мучился жаждой. Он метнул короткий презрительный взгляд в сторону спящего приятеля, старого Альдо, поморщился, пожал плечами и направился в распахнутые двери таверны, оставив дружка храпеть на сиденье повозки.
Облокотившись о прилавок округлыми предплечьями, Эльдра скромно улыбнулась ему. Её пышущий здоровьем вид был неприятен Алану, и он не посчитал нужным ответить на её улыбку.
– Эй, господин Алан! – приветствовала его светловолосая девушка радостным возгласом. – Уф! Ну и пекло! Всю ночь из-за жары глаз не сомкнула.
– Кларет! – сухо скомандовал Алан и, сдвинув на затылок потрёпанный шаперон, вытер лицо внутренней стороной и без того сомнительной чистоты блио.
Девушка поставила на прилавок высокую кружку и глиняный кувшин кларета.
– Ты поступил бы куда лучше, если б выпил старого доброго эля, – посоветовала Эльдра, встряхнув светлыми кудряшками. – А ещё лучше – прохладного мятного напитка на меду. Кларет плохо в такую жару плохо действует на печень.
– Замолкни, – проворчал Алан. Он прихватил кувшин и кружку, отнёс их на столик в противоположном углу и стал усаживаться на лавке лицом к девушке. Она продолжала смотреть на него с интересом. – Нашла бы ты себе какое-нибудь достойное занятие, – угрюмо проговорил пьяница, – и оставила в покое меня и мою печёнку.
– Не воображай себя Аполлоном! – Эльдра презрительно сморщила носик, взяла из-под прилавка тряпку, демонстративно пожала плечами, и принялась за натирание посуды.
Алан залил в утробу кружку вишнёво-красного вина, рыгнув, откинулся спиной к стене и закрыл глаза. Облегчение пришло не сразу, но пришло. На его лбу выступила испарина, лицо порозовело, мысли вошли в привычное русло. В настоящее время у него были осложнения с деньгами, точнее – с их отсутствием: «Хамо срочно нужно что-нибудь скумекать, – подумал он в которой раз, – иначе нам снова придётся выходить на большую дорогу с кистенём».
Алан поморщился. Такая будущность мало прельщала его. Времена меняются, в здешних местах расплодились констебли и замышлять разбой стало куда рискованней, чем во времена военного беспорядка. Сквозь плотную решётку из ивовых прутьев он глянул в окно. Старый Альдо продолжал дрыхнуть, и Алан с досадой отвернулся. Сейчас Альдо годился лишь на то, чтобы править лошадью. Его мысли были заняты только тем, как бы пожирнее пожрать да подольше подрыхнуть.
«А мы с Хамо должны добывать монеты», – сказал Алан себе, раздумывая, как это сделать. Кларет пробудил аппетит.
– Жареных сосисок с горчицей! – крикнул он девушке. – Да побыстрей!
– А старику тоже состряпать? – неохотно отрываясь от наведения порядка, поинтересовалась Эльдра, указывая в раскрытую дверь на свесившего на грудь голову Альдо.
– Перебьётся! Да пошевеливайся, кому я сказал?!
Между тем на мостовой у входа остановился забрызганный грязью кэб. Из него вывалился тучный лысеющий мужчина в берете и шёлковом пелиссоне.
– Хьюго?! – удивился Алан. – Этому-то здесь что занадобилось?
Грузный мужчина