Так любил я грозовое лето,
солнце, ливни, лунный звездопад,
громы, что с ворчаньем шлялись где-то,
забредая изредка в наш сад,
град и ливень, рухнувший стеною,
молний свет, расчерчивавший тьму,
мощь судьбы, непостижимой мною,
неподвластной сердцу и уму.
Как в челне, сорвавшемся с причала,
вниз срываясь и взлетая ввысь,
сердце пело, плакало, кричало,
слёзы благодарности лились.
Но законам следуя природы,
замелькали дни календаря,
ты менялась в унисон с погодой,
нудный дождь иль снегопад даря.
Но ведь я любил тебя другую:
ливни, грозы, молнии и град,
и, не понимая, но ревнуя,
нежен был и злился невпопад.
Мы расстались, но в начале мая
в небесах я знаменье ловлю.
Я причину гроз не понимаю,
но, как прежде, грозы я люблю.
Да, старый граф, наверно, был не прав,
когда принцессу укорял он за эксцессы.
Чем старше, неустойчивей процессы,
а у принцесс неукротимый нрав.
Но вдруг лишь только телом старый граф,
был юн душой, как звук виолончели,
и, немощь тела дряхлого поправ,
душа взмывала вверх, как на качелях,
и вниз стремглав,
мечтая вдрызг разбиться,
и всё это не в шутку, а всерьёз.
Раз довелось на склоне лет влюбиться,
рыдай до смеха, хохочи до слёз,
представив, как принцесса,
став метрессой,
когда уйдёшь ты и пройдут века,
вздохнёт украдкой, полюбив повесу
с усталою душою старика.
Глухая безъязыкая тоска,
отчаянье на грани отупенья.
Замкнулся круг, разбросаны каменья,
вновь собирать не тянется рука.
А обнимать кого-то – что за бред?
Дай боже уклониться от объятий.
Висят в шкафу, как спрятанный скелет,
три вешалки и… этот запах платьев…
Ещё воспоминания тая,
болит душа, сплавляя правду с ложью,
ещё порой во сне ты вновь моя,
целую грудь, и бёдра, и межножье.
Как прежде, ожидание горчит.
В метро, трамвае или магазине
вдруг в ритме скерцо сердце отстучит
пароль разрыва: «Я поеду к Зине.
Ты подождёшь? Я быстренько вернусь».
– Я подожду, вернись лишь, сделай милость.
Сменялись гнев, недоуменье, грусть —
тоской. Она четыре года длилась.
И волглые смешали облака
стынь неба с полем в мареве белесом,
и заячья неровная строка,
как вздох астматика,
петляла кромкой леса.
Но тает лёд, расклад меняя карт,
и полынья манит мечтой острожной,
и неужели вновь случился март,
и вновь любовь, как музыка, возможна.
Украл у Клары Карл кораллы губ,
глаз бирюзу, и ровный белый жемчуг
её зубов, и золото волос,
гранаты щёк и, гордостью