Его светлость не дал мне разрешения удалиться. Вместе с еще десятком человек мне пришлось ждать, пока они с Кэт изучали всевозможные планы и рисунки. Эббот один за другим раскладывал их на большом столе. Арлингтон, нависавший над Кэтрин, будто медведь над добычей, стоял так близко, что иногда их руки соприкасались.
Остальные присутствующие, и я в том числе, в почтительном молчании наблюдали за их беседой со стороны. А что еще нам оставалось? Не в первый раз уже я отметил, что неотъемлемый атрибут власти – способность заставить других терпеливо дожидаться, пока ты соизволишь до них снизойти.
Арлингтон и Кэт обсуждали картуши и колонны, Хуана Баутисту де Толедо и Андреа Палладио, говорили о преимуществах курдонера и о планировке, достойной королевских апартаментов. До моего слуха долетали обрывки на латыни, французском и итальянском, и я не имел ни малейшего представления, о чем речь.
Удивительное дело – несмотря на чины и регалии его светлости, они с Кэт беседовали на равных. Их разговор напоминал партию в теннис: он велся по своим собственным правилам, не дававшим ни одному из игроков преимущества над другим. Я невольно проникся к госпоже Хэксби уважением. С этой стороны я ее раньше не знал.
Но одновременно я злился на Кэт и лелеял свою досаду, будто нежный цветок. Почему со мной она так ершиста? А лорд Арлингтон только подливал масла в огонь. «Десять против одного, что эта беседа ничего ей не принесет», – говорил я себе. Но на самом деле мне просто невыносимо было смотреть, как его светлость дает волю рукам и разговаривает с Кэтрин этаким фамильярным тоном, какой мужчины позволяют себе разве что с актрисами. А взамен Арлингтон предлагает лишь жалкие крохи со своего ломящегося от яств стола, да и неизвестно, соизволит ли он их вообще бросить. И что еще хуже – во всяком случае, для меня, – я не имею никакого права возмущаться, ведь Кэт мне никто.
Эббот так и сновал туда-сюда: то от сундука с планами к столу, то обратно. Двигался клерк неуклюже. Он дважды принес не ту папку. Во второй раз Арлингтон рявкнул на него. Эбботу не посчастливилось – кожа у него такая белая, что румянец на ней проступает мгновенно. Рассыпавшись в извинениях, бедняга отвернулся, и я увидел, что его губы оттопырились и задрожали, точно у малого ребенка. Похоже, он едва сдерживал слезы. Когда Эббот проходил мимо, я предпринял жалкую попытку выразить ему сочувствие и печально улыбнулся, однако клерк даже не взглянул на меня и нетвердой походкой побрел к сундуку.
Тут дверь открылась, и лакей объявил о прибытии доктора Рена. Мы с ним не были представлены друг другу, однако я знал его в лицо. Это был импозантный мужчина с подтянутой фигурой и правильными чертами лица. В его облике чувствовалась порода, совсем как у собаки с хорошей родословной – таких любят заводить аристократы. Арлингтон приветствовал гостя с явным удовольствием.
– Спасибо, что присоединились к нам, сэр. Рад буду услышать ваше мнение. Я