Он в прошлом деревенский житель, просветил меня. Вроде как фуражная – это дойная корова, которую подкармливают фуражом – белковой добавкой. А где он растет – этот фураж? У меня бесконечные вопросы.
– Со временем разберешься. Там и разбираться не в чем.
– Это тебе не в чем. А я как напишу – все деревни хохотать будут.
– И пусть народ похохочет.
– А меня шеф выгонит.
– Не сси – не выгонит тебя этот сундук.
Ни разу не видя шефа, папа сразу окрестил его Сундуком. Я удивлялась, насколько точно ему удалось «схватить» сущность редактора – мужика квадратного, громоздкого и крепко сколоченного. Так и приклеилось к шефу прозвище – Сундук. Между нами, конечно.
Ночью меня бил озноб. Не уснула ни на минуту. Куда я пошла, в какую профессию? Мой удел – сидеть в кресле и книжки читать. Все, что за пределами этого кресла, вызывает болезненный страх.
А журналистика – это общение и трижды общение. Какой из меня журналист? Для меня подойти к незнакомому человеку и о чем-то спросить – нож в сердце. Сейчас это придется делать каждый день – ломать себя, выходить из уютной интровертной раковины в люди. Привыкать, адаптироваться. Вариантов нет – маховик запущен. Остается только встраиваться в этот маховик и двигаться вперед.
Утром на редакционном уазике ехали в редакцию как селедки в банке. Шеф на переднем сидении, а остальным сотрудникам пришлось потесниться. Из-за меня. Я чувствовала, будто всем мешаю. Я ничем не заслужила таких привилегий – ездить на служебном автомобиле. Но денег на рейсовый автобус еще не заработала.
Шеф сделал мне первую запись в трудовой книжке размашистым почерком. С этого дня начал капать мой стаж.
Пора собирать новости для первой газетной полосы: обзванивать председателей колхозов. Я смотрела на огромный машинописный список – он уже двоился и троился перед оцепеневшим взглядом. А я все не решалась набрать первый номер. Вдруг председатель колхоза имени Ленина пошлет меня на хутор бабочек ловить…
Часы тикали, таяли немногочисленные утренние минутки до того, как руководители хозяйств разъедутся по полям. Была не была – пусть пошлют, с меня же не убудет, а если килограммчик и растрясётся, то хорошо.
Я наконец сняла трубку с рычага и крутанула диск телефона.
– Але! – резко ответил мужской голос. Именно так: “алЕ”.
– Сергей Иванович, здравствуйте. Я новый сотрудник районной газеты. Звоню спросить, как у вас идет уборочная страда, – сказала я сдавленным от волнения голосом.
Чувствовалось, как этот председатель только что матерился на мужиков: проскользнул кусочек разговора с ненормативной лексикой.
– Что вы хотите узнать? – переспросил он несдержанно. – Техника разваливается, ГСМ не дают. Погода вот сегодня хорошая, а нам выйти не с чем… Да я сколько вам могу повторять, е-м-н!!!.. Это я не вам! Я же сказал, идите комбайны хоть ссакой заливайте…
Я услышала короткие гудки. Чуть не со слезами положила трубку на рычаг.
– А что такое ГСМ? – спросила