– Я не советую, – совершенно механическим голосом предупредил меня Загорский.
– Нет? – одними губами спросил я и Гаврила отрицательно покачал головой.
Я не слышал ничего. За дверью была мертвая тишина.
– Сиди смирно! – не смея пошевелиться, снова предупредил Гаврила и я прислушался к этой мертвой тишине. Она словно переливалась из одной части моего мозга в другую, она убивала всякую мысль о жизни, она звенела… Да, именно так принято называть абсолютную тишь. Она звенела моими нервами, моими фибрами. И я понимал, что это обратная сторона всего – и жизни, и смерти. Страх навалился черными, непосильными для моей души шипами и принялся стремительно разрастаться. Загорский не сводил с меня глаз и паника накрывала меня с головой. Пытку страхом переживал сейчас и он. Я понимал это по его плотно сжатым губам.
На мгновение мне показалось, что у двери кто-то стоит. Я хотел было повернуть голову, но Загорский опередил мое желание.
– Не смотри, – едва слышно предупредил он. – Они здесь. Умоляю тебя – не смотри…
Смотреть? Нет! Ни за что! Я закрыл лицо руками и отвернулся к стене, вспомнив детское желание спрятаться с головой под одеяло. Но даже закрыв глаза, я каким-то внутренним зрением ощущал, что кто-то стоит рядом и вот-вот коснется меня, схватит за руку, скажет что-то страшное… Кто-то не вмещающийся в моем сознании, способный сломать мою психику, а быть может и лишить жизни – единственного дара, данного каждому живущему. Дара тепла, любви, надежды… Я теперь вдруг понял, что значит отнять жизнь у кого бы то ни было… Это лишить его единственного света в этой ледяной, бесконечной бездне НИЧЕГО.
Переваривая рой навязчивых мыслей и ощущений, я пролежал так несколько минут к ряду и лишь когда услышал размеренный, успокаивающий стук колес поезда, и осознал вдруг, что несмотря ни на что, он все же движется, лишь тогда страх стал понемногу отпускать меня из корявых своих объятий. До слуха моего, как нечто невероятное, донесся обычный шелест газеты и мой внутренний голос стал смелее, шепнув мне изнутри: "Посмотри. Ну посмотри же". Не чувствуя больше не единого намека на прежний страх, я открыл глаза. Напротив сидел совершенно незнакомый, красивый брюнет с ярко-голубыми глазами и мирно читал газету, изредка на меня поглядывая.
– Уснули? – тут же спросил он, как только наши взгляды пересеклись. – Да вы прилегли бы. Верно устали. Дело уже все равно к вечеру. На месте будем только утром.
Ровным счетом ничего не понимая, я произнес первое, что пришло мне в голову.
– Вы