Машина шла вдоль поля. Белый свет фар выхватывал на обочине валуны, бугры. Что находилось там, в темноте, было не видно, но ясно, что не сжатое поле Левитана. На дороге же тени от рытвин пугали своей контрастной глубиной.
– Здесь, в селе никто не живёт, уже давно. Дома пустуют, обветшали… Прабабка моя, кремень, до последнего держалась, единственный жилой дом, а помню их под пятьдесят было… Правда, ещё один фермер-любитель пытался чт-то возродить, отстроить. Мыкался-мыкался, а потом исчез: то ли плюнул на всё, то ли убили… Так вот, прабабка… Я её про войну вопросами доставал. Она отмалчивалась, говорила: «Отстань, злодень, не помню»… «Не помню», а ведь ей четырнадцать что ли было. Но про один бой не утаила. По её словам, партизаны тут у фермы… После, расскажу. Сейчас – мост!
Название, что мост. Перил нет, а высоко ведь. Дощатый настил только для колёс, посередине лежат шпалы просмоленные. Заплаты, гвозди…
Водитель засунул руку под камуфляж, достал что-то, поцеловал, зашевелил губами…
«Надеюсь, он не рыцарский крест там целует», – подумал второй.
Машина медленно переползла на противоположный берег, без происшествий. Обрадованные, они даже включили автомагнитолу. По салону разлился густой регги.
«Водить он умеет! А может, нечистая сила с ним в сговоре! Место подходящее…»
– Стой! Там человек, с автоматом!
Массивный пассажир всем телом повалился на водителя, схватился за рулевое колесо. Внедорожник, клюнув передней лебёдкой, остановился.
– С ума сошёл! Руки!.. Какой человек, нет никого!
– Нет, он был! Я видел: ватник, мешок за плечами и… автомат… немецкий.
– Померещилось… Автомат немецкий… Да за это…
Водитель с хищным выражением на лице стал всматриваться в пустоту дороги. Никого, только ночные мотыльки слетались на свет фар и звуки регги.
– Выйти, да поглядеть что ли? Пойдёшь со мной?
Но парень, доставая пачку сигарет и нервно закуривая, только отрицательно замотал головой.
Храбрый «немец» заколебался в своей решимости:
– Ладно, не пойду. Тут грязи по колено… Поехали! И прекрати вонять в салоне!
Парень сделал несколько затяжек и послушно выкинул сигарету в темноту ночи.
– Далеко ещё?
– Не. Раз живые – доедем!
4
Сухие ветки кустов и чахлых деревьев хлестали по лицу, цеплялись за ватник, шапку, оружие. С отвратительно громким треском ломались и падали вниз, где сапоги то и дело натыкались на какие-то кочки, коренья, путались в петлях невидимых вьюнов, проваливались в сырые ямы, черпая через край тухлую воду. Боец пыхтел, с трудом продирался вперёд, с ужасом думая, что эти несколько десяток метров станут последними в его жизни.
«Хенде хох кричать не будут – полоснут на звук из пулемёта