– Эй, не найдется мелочи на корку хлеба? – крикнул он.
Я обернулся и уныло подошел к нему. В его глазах было много того, что я не хотел видеть – отчаяние, тоска и, возможно, искра надежды.
– Нет, – тихо сказал я, дрожа от холода, как будто он мог увидеть, как мне самому не хватает тепла. – У меня нет ни цента.
– Откуда ж ты такой взялся, белый аист? – засмеялся он, звук его смеха был полон горечи и странного юмора.
– Я Адам, ударение на первую «а». Я ангел, – произнес я, решив на миг отвлечь себя от собственного уныния.
– Ангел? Ахаха, – засмеялся он, во мне растерянно шевельнулась гордость. – Присаживайся, ангел.
Я послушно сел рядом с ним на что-то, что, как мне казалось, было просто драным старым матрасом. Он протянул мне бутылку. Я посмотрел на нее с недоумением, но она лишь отталкивала.
– Ну как знаешь, – хмыкнул он, когда я отказался.
В его голосе звучала легкая ирония.
– Ты чего здесь? – спросил он, и внезапно меня захлестнула волна откровенности.
– Меня отец из дома выгнал, – признался я, ещё не осознавая, почему рассказываю это незнакомцу. Черт! Почему я такой болтливый?!
– О, меня тоже, – вдруг решил выдать мне свою тяжкую судьбу этот бездомный мужчина, и в моих ушах заиграла ода его невезению. – Только меня выгнала жена. Двадцать лет назад.
Шок и удивление переполнили меня. Я был поражен, как он легко делится своей историей. В конце концов, я взял из его рук эту несчастную бутылку, с интересом и осторожностью. Он не стал сопротивляться. Глотнув содержимое, я почувствовал себя так, словно проглотил огненную икру.
– Боже, что это? – поморщился я, охваченный жжением в горле.
– Чистый спирт, – самодовольно засмеялся старик. – Такой чистый, как слеза ангела.
– Ангелы не плачут, – фыркнул я с легкой улыбкой, хотя на самом деле понимал, как сильно этот разговор обнажил мои собственные страхи.
– Ах да, – расхохотался мужчина. – Тебе же лучше знать.
Мне было непросто понять, как этот не имеющий ничего человек может быть таким теплым. Мы сидели еще пару часов, распивая странный «чистый» спирт из его бутылки, болтая о чем-то, что было больше похоже на фрагменты судеб. Я не решался рассказать о своём, боясь, что слова обернутся каким-то бременем.
Меня поразила его история, его тишина и мудрость, которые излучались даже среди всей этой разрухи. Я узнал, что его звали Крамс и что он был раньше успешным человеком, если что-то такое вообще имеет значение. Теперь он скитался по улицам, оставшись наедине со своей утратой.
Наш разговор мог и продолжаться, но вскоре Крамс уснул, свернувшись клубочком на этом самом вонючем сыром матрасе, обложенном грязью и старыми обломками.