Натали расстроилась и хотела поплакать. Поэтому она не пошла на второй ужин, а исчезла в своем домике, намереваясь как следует пострадать от несправедливости этого мира по своей обычной привычке.
Но неожиданно поняла, что ей этого не хочется. Ей стало как-то вдруг все равно, какое мнение о ней сложится у местного начальства. Она подумала, что если им нужна ее служба, пусть принимают ее такой, какая она есть. А если что-то не нравится – могут спокойно отправить ее домой, она не против. И такой освобождающей, такой живительной была эта мысль, что ей даже самой странно стало, как не додумалась она до этого раньше. Стоило ли цепляться всю жизнь за отношения, за работу, за жизнь, где тебя не понимали? Стоило ли всю жизнь пытаться себя переделать, кромсать в угоду Прокрустову ложу мнения общества и окружающих? Прятать от всех свою сущность, стыдиться своих порывов, желаний? Стоило ли бояться мечтать, летать, петь и верить в чудо? Вообще, оно того стоило, чтобы прожить всю свою жизнь в страхе оказаться не той, какой тебя хотят видеть другие люди?
Эта мысль оказалась настолько новой и непривычной, что заставила ее задуматься надолго. Заснула она с рассветом и наутро опоздала на построение. Но механизм восстановления личности был уже запущен – ей было все равно. Она, улыбаясь, встала на свое место в конце шеренги и улыбнулась Лауре, а потом – командиру, слегка склонив голову и приложив руку к груди, мол «сердечно извиняюсь, но мне совершенно не стыдно, и меня не волнует ваши мысли по этому поводу». То ли ошалев от такой наглости, то ли признав за ней право на опоздание ввиду чрезвычайных обстоятельств, офицер рассеянно кивнул и продолжил инструктировать отряд. Изредка он бросал на нее косые взгляды, но так ничего и не сказал. День покатился, как обычно.
Справедливости ради надо заметить, что больше на построение Натали никогда не опаздывала.
8.
Помчались дни. Восемь месяцев, по двадцать двадцати-девяти-часовых дней в каждом, они мелькали, сменяя друг друга, превращая Натали и других новобранцев в стойких, выносливых, закаленных духом и телом солдат. Они могли стрелять из всего, что было в арсенале, попадая в глаз всему, что движется. Другое дело, что не у всего, что двигалось на этой планете, были глаза. Они могли драться в рукопашной так, что смерть противника становилась делом не минут, но десятка секунд. Они спокойно пробегали сотню километров, а потом еще рыли окопы и устанавливали мины. Натали узнала, что на этой планете сила тяжести немного меньше, чем на Земле, чему была немало удивлена, так как из-за больших нагрузок ей так совершенно не казалось. Они знали все о противнике: кого надо убивать в первую очередь, потому что они плевались ядовитой слюной на расстоянии, а кого нужно было подпустить поближе и уничтожать гранатой, потому что они всегда нападали стаей. Кто летал, кто ползал, кто бегал или убивал