Этот пронзительный визг будто бы отчаянно пытался заглушить мертвецки тихий голос измождённого очевидца.
Тусклый огонь бедного ряда свечей вырывал из полумрака тронного зала лишь три фигуры: безучастного писаря, Верховного Персекутора и самого герцога.
Впрочем, помимо них во тьме еле-еле можно было различить силуэты дюжины гвардейцев, что были закованы в блестящие стальные латы. Безликие големы держались каменных стен, готовые в любой момент, по первому зову напасть на чужака.
И в том отец Энрико не имел и тени сомнений. Пока что воины просто не спускали с него глаз. Был тут и Зеркальный Рыцарь, телохранитель семьи Барбинов.
Целиком закован в доспехи с бликующим напылением. Одна рука – на бастарде, покоившемся в ножнах. Вторая держит овальный щит из сарацинского стекла, порождавшего целый калейдоскоп отражений.
Он чуть опустил подбородок, натужно всматриваясь в инквизитора.
Шлем его повторял голову юного античного мученика-гармониста с терновым венком поверх кудрявой шапки волос. Изделие было вдохновлено статуей Святого Зенона, убиенного за непоколебимую веру в Противоположности.
Ни его имени, ни облика мутант не видел никогда. Впрочем, как и большинство при дворе Герцога Ларданского. Личность его была окутана тайной за семью печатями.
Зеркальный Рыцарь стоял возле трона феодала. Аккурат по правую сторону.
Окружённый недоброжелателями со всех сторон, без химеритовой дискармы Энрико – Энрико! – чувствовал себя всё равно что букашкой, которую вот-вот перетрут между пальцами.
Хроник самозабвенно документировал всё самое важное, тщательно отделяя зёрна истины от плевел никчёмных впечатлений в речах трансчеловека.
В Вальперге мастер слова находился лишь физически, умом же – следовал за Священной Инквизицией в обезлюдевшие кварталы чумного Города, встречая на своём пути чужую смерть и прочие ужасы мора.
Энрико Малатесту не покидало дурное предчувствие, пророчившее бездушную расправу: будто над его головой ни за что, ни про что повис меч слепого покарания.
Ревнитель веры опустил глаза к холодному полу, не в силах выдержать пристальный, всепожирающий взгляд молчаливого божьего помазанника в Ларданах.
Все они смотрят на него одного. Это потому что он не похож на них? Потому что когда выпытают все, нарежут его на ремни, как диковинную зверушку?
С тяжелыми думами исполнитель внеземного правосудия рапортовал, как мог: сбивчиво, ненароком путаясь в собственных показаниях.
Ему и раньше доводилось докладывать Освальдо Барбину о благой деятельности Церкви в Саргузах, об успехах и неудачах Священной Инквизиции в борьбе с ересью. Внутреннее смятение при этом ему было несвойственно.
Однако в свете последних событий пёс-альбинос на цепи Света и Тьмы уже не различал в фигуре местного владыки