Стремительно разворачивается вечерняя дорога под колёсами машины. Уже горят фонари и свет в окнах тех, кому повезло находиться дома. Хочется закричать и убежать обратно. К себе на диван. Но нельзя. Нельзя. Очень важно понимать, что когда даже твои друзья за твою госпитализацию, скорее всего, это единственное, что тебе остаётся, чтобы выжить. В такой ситуации очень важно быть не одному и если не осознавать, то хотя бы видеть, что на тебя кому-то не все равно. Мне повезло с друзьями. Кому-то, может, повезёт с семьёй. Моя семья – Мама и Папа, остались глухи к тому, что происходило. Для них это стало позором семьи и ударом по ним. Какой-то смешной выдумкой от дочери, которая «пересмотрела американских фильмов».
И вот мы на месте. Больница встречает безмолвием и светом в окнах зданий советской постройки. Вход через решётку. Охранник. Прямо по коридору и дверь справа. Стучу.
Садитесь. Рассказывайте.
Отдаю направление. Рассказываю. Врач – женщина яркой внешности с усталостью и безразличием в глазах – расспрашивает обо мне. Рядом с ней пожилая сухая дама с косящими глазами. Меня она пугает своим взглядом сквозь предметы. Мне говорят, что я приехала не туда, что мне нужно в другую больницу и что здесь пациенты гораздо серьёзнее, чем я со своей ерундой. Прошу отпустить меня домой на одну ночь и вернуть направление. Обещаю утром поехать в другую клинику. А у самой в голове клацают мысли – домой домой домой домой, отпустите уже меня, я не хочу ничего, пожалуйста.
Врач остаётся глуха к моим просьбам. Говорит, что не может взять на себя ответственность за мою жизнь и ночь мне придётся провести у них. Страх. Паника. Слёзы. Прошу вас, я не хочу здесь оставаться. Я пришла сама и вы не можете меня здесь держать. Но нет. Нет пути назад. Меня выводит из кабинета сухонькая дама с косящими глазами. В коридоре мои друзья. Обнимаю их, говорю, что они привезли меня не туда. Обливаю пальто Подруги слезами. Обнимаю, как в последний раз.
Поворачиваюсь к Олегу. Он протягивает ко мне руки, улыбается. Он такой красивый. Его глаза сияют добротой и сочувствием, и в этом длинном уродливом коридоре они единственное тёплое и светлое, что осталось в моей стремительно уменьшающейся вселенной. Обнимаю его. И меня уводят. Деревянные двери с замком. Коридор узкий. Поворот. Ещё одна дверь.
Пост медсестры. Меня раздевают до нижнего белья. Выдают ночную рубашку, большую не по размеру, и цветастый халат. Разрешают взять из привезённых вещей тапочки, смену белья, чай, крендельки. «Москва-Петушки», моё сокровище, остаётся лежать на дне сумки. Её уносят уносят уносят от меня равнодушные руки. Связь с реальным миром, связь с прошлым всё тоньше, всё тоньше. Меня ведут в палату без двери.
Глава четыре. Смотровая палата.
Смотровая палата – это такой перевалочный пункт для только поступивших. Она на десять мест, из которых было занято шесть, если считать вместе со мной. У самого входа в палату лежит девушка,