Или беда, трагедия. Что‐то тревожное витало в воздухе, как электричество в преддверии грозы. Что‐то неправильное, что читалось и в лице той женщины, которая тут же выпрямила сгорбленную спину и затопталась на месте, почему‐то не решаясь ее пропустить.
– Клара, отойди. Это мадам Фэйр. Мы вас очень ждали!
На подмогу, протиснувшись мимо веерообразного папоротника и недовольно скуксившийся садовницы, поспешил седовласый мужчина с круглым, как бочонок эля, животом. Титания пожала ему руку, крепкую и морщинистую. Когда она пожимала ее в первый раз, то еще была рука мальчишки. Однако что старец, что юнец, профессор Яков Цингер оставался единственным мужчиной на памяти Титании, который никогда не сходил по ней с ума, сколько бы феромонов не испустило рефлекторно ее тело. Возможно, потому что ботаника свела его с ума гораздо раньше. Женатый на ней, науке, и своей оранжерее, профессор смотрел на Титу не иначе как на апостола растений, чьи способности бескрайне уважал. А хищнику уважение было чуждо – и это хищника в ней помогло однажды усмирить.
– Вы уверены? – запричитала женщина на ухо профессору, когда он отодвинул ее с прохода. – Мне кажется, вы поторопились, позвав ее. У меня пятнадцатилетний стаж за плечами, я могу справиться даже с…
– Клара, не мешай. Нам обоим до мадам Фэйр как верблюжьей колючке до орхидеи!
Титания смутилась, но промолчала. В такие моменты она начинала жалеть, что однажды позволила ему увидеть то, что прежде не видел никто из смертных. Теперь профессор считал ее всесильной. И пускай в большинстве случаев он не ошибался, Титания знала: и на Королеву фей может найтись семя, которое не взойдет.
Она последовала за ним, когда тот сделал пригласительный жест рукой, чтобы проводить ее до нужной секции. Только здесь, в оранжерее, торжествовало нечто, отдаленно похожее на теплую весну – уголок для тех, кто, родившись в Самайнтауне, никогда вживую ничего, кроме вечной осени, не видел. Стеклянный купол, увлажнители, ультрафиолетовые лампы и периодические визиты Титы с ее пыльцой защищали от этой осени растения, пусть и с большим трудом. Многие виды, вроде пальм, здесь так и не прижились. Обычно все, что попадало в почву Самайнтауна, либо гибло, либо багровело, золотилось и приспосабливалось. Оранжерея же стала скромным исключением – действительно музей. Прямоугольная, с несколькими туннелями, расходящимися от центральной теплицы, и впечатляюще громадная для провинции, но при этом почти заброшенная: горожане не хотели тратить на нее свои деньги, а туристы – время. Зато Титания оранжерею обожала – будучи и дендрарием, она заменяла ей лес, в который больше не могла ступать ее нога, поэтому помогать Тита всегда соглашалась охотно.
Грядки