Завидев незнакомого человека, фельдшер несмело встал.
– Этот?! – брызнул слюной доктор Смит. – Да если он больной, то я вовсе покойник!
– Сегодня утром у него был эпилептический припадок.
– Mobus sacer[6]. А ну-ка сядь, – велел доктор Васильеву. – И закатай штанину.
Он раскрыл саквояж и достал из него перкуссионный молоток и стетоскоп.
– Скажите, доктор, когда у него могут проявляться припадки? – спросил поляк, пока доктор вынимал инструменты.
– Припадок может проявиться, если пациент сильно разволнуется, – ответил Смит, отводя Фаберовского за локоть к окну. – А может случиться, когда он спокоен. Зависимости здесь нет. Это хроническая болезнь нервной системы, чистый невроз. О сущности ее наука знает очень мало.
– Почему она возникает?
– Она часто передается из поколения в поколение. И страдают ей по большей части истощенные и слабые субъекты, – доктор ткнул Фаберовского согнутым пальцем в грудь, – а также пьяницы, – палец Смита угодил поляку в живот, – и онанисты!
– Осторожно, доктор! – Фаберовский успел перехватить руку доктора и отвести в сторону.
– А все потому, что каждый наглец, имеющий интерес в моей дочери, сперва пакостит мне, старому, больному человеку!
– У меня нет интереса в вашей дочери, доктор. Меня интересует только вот этот человек. Он действительно эпилептик?
– Не знаю, не знаю. У вашего больного кариозные зубы, он медлителен…
– Мы можем ожидать от него каких-нибудь неожиданностей?
– Каких угодно! Большому припадку предшествует так называемая аура. Больной ощущает, как будто на него дует, – доктор Смит поежился, как от сквозняка. – Это ощущение, начинаясь с рук или ног, восходит к голове…
Фаберовский сделал шаг назад и палец доктора, направленный ему в лоб, повис в воздухе.
– …И быстро переходит в припадок. Ауре часто предшествуют галлюцинации, искры в глазах, шум в ушах и прочие неприятные ощущения. Но это еще не самое страшное. Иногда у эпилептиков бывают другие расстройства, которые мы, врачи, называем помрачением сознания.
– Чем это может грозить?
– Внезапными помешательствами, гримасами, вывихиваниями членов, заиканиями, и как бы во сне совершаемыми безумными и дикими поступками.
– Ну, это еще не так страшно. Я мыслил чего погорше, – облегченно вздохнул поляк.
– Ха! – обрадовался доктор Смит. – Я еще не все вам сказал, мистер Фейберовский. В таком состоянии он может в своем бреду дойти даже до убийства или самоубийства.
– Что же делать? – спросил Фаберовский и оглянулся на Васильева, который сидел на стуле посреди гостиной в засученных штанах, положив ногу на ногу, и умиротворенно дремал.
– Я могу прописать ему бром, – сказал доктор Смит, – но его все равно следует наблюдать, в том числе и ночью, иначе в один прекрасный момент он может сам себя изувечить, не говоря