А пока что Глухов проголодался. Он доберется до госпиталя, и там к десяти часам можно разжиться принесенными сестрой-хозяйкой творожками и вареными яйцами. Когда-то, еще до ковида, в столовой выдавали довеском свежие огурцы и помидоры. Но как давно это было. Так давно – не столько по времени, сколько из-за тьмы происшедшего, – что невозможно себе представить массу прошлого времени, разъятого на винтики и шестеренки – когда и что, – и тем более осознать. Чем дольше живешь, тем плотнее события набиваются в грудь и их не разобрать – так же как не понять, чем отличаются известные зимние вальсы у Свиридова и Хачатуряна.
А началось все с того, что однажды изнурительно жарким Апшеронским августом он забрел в Баку в книжный магазин, находившийся на первом этаже того самого высотного дома, в котором жил чемпион мира по шахматам Каспаров. Он увидел ее, склонившуюся над разложенными книгами, и стал держаться поблизости. В те времена евреи покидали город и страну и букинистические отделы были завалены прекрасными изданиями. Он бросил фразу-приманку – продавцу, но, по смыслу, ей: «Скажите, у вас есть неоплатоники?» Она подняла на него глаза от страницы. Через минуту он влетел вслед за ней в троллейбус. Оба кинули пятачки на панель водителю, и Глухов, качнувшись от рывка на светофоре, выдавил из себя: «Вы бывали когда-нибудь в Париже?» – «Нет». – «Я тоже. Видите, сколько у нас общего. Давайте познакомимся?»
Так Аня оказалась его первой белой дамой. Нет ничего более загадочного, чем влечение. Вопрос не в том, почему оно существует, но как происходит выбор торжества, с которым богиня решает воплотиться в той или иной особе для того или иного мужчины. Последовали дни и недели равнинного берега Каспия: отвесное солнце, купание далеко-далеко почти в открытом море, где, исчезнув из виду для всех, кто мог случайно появиться на пустынном берегу, они занимались любовью, хождения по ресторанам и чайханам в прибрежном парке, медленное, зачарованное возвращение по домам в разных концах города – он всегда провожал, в том числе и ради мучительных поцелуев на прощание под позывные незримого сверчка в подъезде, – «Зеленый театр» под открытым небом, где они смотрели гремевшую тогда перестроечную пьесу о ленинградских проститутках,