– Все ночи провожу теперь в слезах и раскаянии.
Вика подняла повыше подбородок, смерила меня оценивающим взглядом и внезапно отколола такой номер! Сделав упор на ногу, которой я залюбовался, встала на диван во весь рост, так, что мои колени оказались между ее длинных ног, и, уперев руки в боки, посмотрела на меня с видом победительницы. Я не успел сообразить, что означает сей акробатический этюд, лишь пропищал шутовски-испуганно:
– Зачем же ты через меня переступила? Теперь больше не вырасту!
– Еще как вырастешь! – с этими словами Вика уселась верхом на мои колени и мягко и властно впилась своими губами мне в губы так, будто ее прадедушку звали не Иван Петрович (или Иван Сидорыч), а граф Дракула!
– С ума сошла?! – оторвал я ее от себя.
– А что, нельзя? – Она снова обвила мою шею руками. – Нельзя с ума сойти? – прошептала в самое ухо и опять принялась целовать.
И что мне оставалось делать? Брыкаться, как девочке? Совратить голодного мужика – дело не хитрое. Чтобы не потерять лицо, пришлось брать инициативу в свои руки. Я перевернул совратительницу на спину, вдавил плечи в диван и спросил:
– Ты уверена?
– А то! – Она дунула на прядь своих волос, упавших на лицо…
Когда Вика удалилась, я попытался истолковать, что это такое было? Дать морально-нравственную оценку случившемуся. И понял, что это – бардак! Меня просто изнасиловали! Ладно, хоть будет что вспомнить на старости лет, как той бабушке, что пережила налет…
Виктория же на этом не успокоилась и, позвонив мне через несколько дней, призналась, что у нее… опять болит зуб!
– Нет! – захрипел я в трубку, подражая одному из любимых артистов. – На это я «пойтить» не могу! Я не стоматолог!
Вика заржала, как дурочка, и дала отбой. А потом мы встретились с ней у Зинаиды. Улучив момент, когда ее сестра оставит нас наедине, коварная свояченица приставила ладонь к щеке и выразительно посмотрела на меня: мол, болит! Я переменился в лице, а она расхохоталась. Она издевалась надо мной! Она звонила, предлагала встретиться, но я отказывался. Кажется, Вика в итоге оскорбилась. «Что за дела! У нее, черт возьми, есть муж! – думал я. – Что, если Боря узнает?» Нет, я не столько мордобоя боялся, сколько выглядеть идиотом. Ничего подобного в отношении Вики у меня никогда прежде и в мыслях не было. Она же почти родственница!
А если узнает Зинаида? Еще посчитает, что я таким образом решил ей отомстить! А при чем тут я?..
Раскрыв для Вики соболезнующие объятия, я ощутил под своими ладонями ее упругие плечи, вспомнил, как вдавливал их в свой диван, и неожиданно испытал вовсе не благочестивое волнение. Вот идиот!
Оставив Вику, прошел в зал, где находился гроб – к счастью, закрытый. И это добавляло таинственности уходу из жизни Викиной матери. Представить себе плутоватую, жизнелюбивую Галю Биржу неживой я не мог.
Под стеной, на диване и стульях, сидели знакомые. Я узнал свою бывшую тещу. Впрочем, тещи, полагал я, как и сотрудники