Система-в-себе. Григорий Неделько

справа и сверху их огораживало, для безопасности «пассажиров», силовое поле. Вот только выполнены дорожки были в виде устаревших эскалаторов – сначала короткая горизонтальная секция, потом длинная наклонная и вверху, надо полагать, ещё одна краткая, параллельная полу.

      – Какой дор огой, кэп? – в меру сил непринуждённо поинтересовался Льютон, второй охранник.

      Порассуждав про себя несколько секунд, Арнольдс принял решение.

      – Ну, пусть будет седьмая. Семь – счастливое число…

      Подчинённые и сами стремились поверить в положительное знамение, в какое бы то ни было, лишь бы оно прервало череду непостигаемого ужаса и неясной, словно бы пустой напряжённости, гротескно-пугающе и нежданно обрушившихся на них, а потому охотно согласились с выбором капитана.

      Внешне седьмой «эскалатор» смотрелся не просто подобием – копией своих соседей-братьев. Первый из группы людей едва ступил на ленту дорожки, и она пришла в движение – вот и здесь не менее знакомое, даже родное… Все вместе, окружаемые загадкой и тишиной, в нервном молчании, останавливаемые смятением и подгоняемые любопытством, фигуры в синей (для мужчин) и красной (для женщин) спецодежде скользили вверх, сопровождаемые еле различимыми шорохами и щелчками, что издавал «эскалатор».

      …Это настигло их на половине пути.

      Ровная и гладкая, точно стекло зеркала, дорожка дёрнулась под ногами Паршук – лишь под её ногами, и больше ни у кого. Оступившись и не сумев сохранить равновесие, медсестра полетела вниз. Крика, что испугало особенно, не последовало. Тело медсестры подпрыгивало на круто наклонённой хромированной ленте, подскакивало и падало, постоянно меняя положение в пространстве, выворачиваясь, перекашиваясь. Почти сразу хрустнула кость, за ней – другая; потом начали ломаться позвонки. Когда искорёжило руки и ноги, ладная невысокая темноволосая фигурка подпрыгнула в последний раз и рухнула к истоку «эскалатора». Из мёртвой тишины исторгся отвратительный звук ломаемой шеи, с лихвой перекрыв все прочие звуки, немногочисленные, вроде щелчков ползущей лестницы и прерывистого дыхания людей. Тело Паршук затрепетало, постоянно наращивая скорость, силу и резкость толчков и спадов. Она затихла под предсмертный хрип, медленно, неспешно. Арнольдс готов был поклясться, что видел вытекшую изо рта женщины струйку крови, он был готов побиться о заклад, что наблюдал малейшие трепетания вывороченных конечностей, прежде чем они замерли – окончательно и навсегда.