Эл встретился с ним взглядом. Старик был неприметен – морщинистое лицо, словно вырезанное из старой кожи, глаза, похожие на бусинки дешевого ожерелья, – однако взгляд, которым он наградил Эла, заставил последнего вспомнить недавний странный звук из глубин гор, напомнив об ощущении беспокойства и опасности.
– С вами всё в порядке? – пробормотал Эл, стараясь говорить как можно непринуждённее. – Вы меня, кажется, знаете?
Старик медленно, словно нехотя оторвал от него взгляд и уставился на кассовый аппарат. Его руки, покрытые сетью старческих пятен и морщин, дрожа нащупали на прилавке бумажный пакет и положили в него покупки Эла.
– Двадцать долларов сорок центов, – хриплым, надтреснутым голосом произнес старик, даже не смотря в его сторону.
Эл, чувствуя, как напряжение медленно отпускает, протянул ему купюру и забрал сдачу, не переставая ощущать на себе тяжёлый, оценивающий взгляд. Лишь выходя из магазина, он позволил себе ещё раз взглянуть на старика. Тот по–прежнему сидел неподвижно, уставившись куда–то в стену, будто всё произошедшее мгновение назад – всего лишь обман зрения.
На улице жизнь, казалось, вернулась в своё привычное, неспешное русло: дети снова носились по тротуару, мужчина с видом заправского механика крутил педали велосипеда, да и сами звуки – детский смех, лаянье собаки из приоткрытого окна дома напротив, даже негромкая музыка, доносившаяся откуда–то из глубины магазина, – теперь уже не резали слух своей неуместной громкостью, а лишь подчеркивали атмосферу тихого сонного утра, царившую в Безмолвной Долине.
Но что–то в этом безмятежном пейзаже было не так. Что–то неуловимо неправильное, словно художник, рисуя картину, допустил досадную ошибку в перспективе, и теперь она не бросалась в глаза, но на подкорке сознания царапала, не давая покоя.
Эл поспешил домой, не в силах отделаться от ощущения чужого, внимательного взгляда на спине. Дома, отдышавшись и заварив крепкий кофе, он решил, что нужно чем–то себя отвлечь, прервать это нарастающее, словно плесень в тёмном углу, беспокойство. Лучшим лекарством от ненужных мыслей ему всегда служила работа, погружение в миры, где страх был лишь плодом его воображения, где он сам был творцом и палачом, где реальность подчинялась законам его фантазии.
Но не успел он открыть ноутбук, как зазвонил телефон. Звонок прозвучал неожиданно резко, разрывая тишину комнаты, будто кто–то грубо ворвался в его одиночество. На экране высветился незнакомый номер.
– Алло? – недовольно отозвался Эл, уже жалея, что поднял трубку.
– Алло, Эл? Это Роберт Маккензи! – голос в трубке был бодрым и самоуверенным, напоминавшим голос диктора, рекламирующего новый