Живя в квартире Эстер Израилевны, я постоянно слышал рассказы Леночки и особенно Эстер Израилевны о необыкновенной молодой актрисе. Тогда ее в стране еще мало знали, а для семьи Вершиловых Доронина уже давно была идолом. Неулыбчивый, строгий, удивительно честный Борис Ильич боготворил свою самую талантливую ученицу. Он считал, что ее ждет судьба великой актрисы. Да и сама Татьяна Васильевна по сей день вспоминает Вершилова: он редко хвалил, редко бывал доволен, не искал популярности среди студентов, но был тончайшим мастером, выдающимся педагогом и учил своих студентов быть прежде всего людьми, а потом уже актерами. Вершилов для Дорониной остался драгоценным воспоминанием.
Эстер Израилевна была удивительным человеком. Она понимала, что мысли мои – в Москве, что погружен я только в театр и что мечта у меня одна – уехать из Баку, но как это осуществить, я не знаю. Я гордился ее дружбой, часто обращался к ней за советом. Поступать на театроведческий факультет было уже поздно, да и бесполезно: надо было заканчивать заочную аспирантуру, зарабатывать деньги (а это было возможно только в адвокатуре), и будущее было в тумане. Мама не вмешивалась. Ни папы, ни тети Иды уже не было в живых, и все складывалось как складывалось.
Я много читал, но все прочитанное к юридическим наукам не имело никакого отношения. Казалось, я должен терзаться, быть печальным, но природный оптимизм спасал меня, хотя из Баку приходили от мамы очень грустные письма.
Москва конца 50-х годов была новая и непривычная. Гремел «Современник», появились «новые поэты»: Вознесенский, Ахмадулина, Евтушенко. Мир раздвинулся, исчез былой провинциализм.
Я часто бывал в театрах. По праздникам в Большом шли «Бахчисарайский фонтан» с Марией – Ириной Тихомирновой и Заремой – Людмилой Черкасовой, «Золушка» с Мариной Кондратьевой и Геннадием Ледяхом. Был счастлив, когда попадал на «Лебединое озеро» с Майей Плисецкой. Летом 1959 года вместе с Эстер Израилевной и Леночкой Вершиловой два раза подряд посмотрели «Лебединое озеро». В первый вечер танцевали Елена Рябинкина и Леонид Жданов, во второй – Майя Плисецкая и Николай Фадеечев. Дирижировал Геннадий Рождественский.
В исключительных по красоте адажио второго и четвертого актов Плисецкая поражала прелестью протяженных, певучих линий. В ней в те годы были исключительная пластическая красота и статность. Гибкие руки вели рассказ о скорби и любви, одухотворенное лицо было обращено вверх. Балерина заставляла зрительный зал услышать трагическую ноту любви заколдованной Одетты. Ее Одиллия была полной противоположностью Одетте. Острая, стремительная, прорезающая воздух прыжками и быстрыми вращениями, Одиллия – Плисецкая демонстрировала виртуозную технику. Ослепительное мастерство балерины, прыжки, напоминающие шпагат в воздухе, остановки в позе, необычные по длительности и устойчивости, – все это составляло характеристику образа. Помню