Санко удивленно блуждает взглядом по сторонам, а Осмол начинает рассказ: – Слышь, доча, вороная-то наша того, драпанула со страху. Я ее дабы не зябла в упряжи, да откапывала копытом мох из-под снега – все дело животине, распряг, да к суку на дереве-то и привязал. Ага. А она, стало быть, чего-то испугайся, сорвись с привязи и понеси. Волков, должно быть, учуяла, ядрена кочерыжка! Так вместе с суком и привязью сбежала. Ага. Тут-то и познакомился я с Ляксандром. Познакомился смешно. Ага. Он, слышь-ка, неким боком-ненароком мимо проезжал по каким ни то делам своим. Тут и познакомились. Мне с ним здоровкаться недосуг было! Я тогда, зришь ты, от трех волков топоришком отмахивался, а четвертый волчара уже неподалеку с перебитой лапой на снегу лежал, рану зализывал. Ну, воюю помаленьку со зверьем, потому как волки меня сожрать хотят, а я с сим никак не согласный! Ага! Тут-то наш гость и появись. Серые разбойники, как его узрели, так враз перетрухали, потому, как он в них стрелу пустил. Даже тот хромой хвост поджал, ха, ха, ха, чтоб не потекло чего с перепугу, и на трех лапах улепетывает. То-то смех мне!
– Что ты, тятя, какой смех?! Я бы поседела от ужаса, шутка ли: чуть волки не растерзали. А ему все нипочем, – испуганно восклицает девица.
– Так не люблю, ядрена кочерыжка, грусти-сырости! Я радость люблю! Таких, как Санко веселых люблю! Ага! Ну-тка, гость дорогой, потешь старика в другой раз песней, что певал мне, покуда из лесу ехали, – Санко поет забавную песню про молодца, который нанялся к богачу пасти его стада. Стада разбегались, но молодец собирал их на зверином языке, который знал. Коровам он мычал, лошадям – ржал, овцам – блеял, гусям – гоготал, уткам – крякал, что певец мастерски и демонстрирует. Блаженствующий кот прекращает мурлыкать и удивленно поднимает голову, поводя ушами. Пес – сторож во дворе вылезает из своей конуры, забирается на крыльцо дома, начинает лаять и скрести когтями затворенную дверь. Хозяйка