– Кто ты? И где ты – говорящий? – спросил Никита, испугавшись, удивлённо – снова.
– Кто ты…, и где ты говорящий – услышал он свои слова. Повторно.
Никита выругался крепче: – Пошёл-ка ты …. подальше! Не до тебя мне! Ясно?
Ему, на самом деле было не до шуток – от жути пробирающей… Услышал голос посылавший, вновь повторяющийся, как и прежде.
– Что, испугался? – другой услышал голос.
– Да, с ним Никита согласился. Немного испугался – ответил на вопрос. Ты невидимка?
– Не бойся, эхо говорило – старушка успокоила.
– А здесь откуда оно взялось?
Проснулась и заговорила?
– Ночная тишина – его попутчик. Она меня и разбудила.
– А почему ты здесь одна?
– Тебе мешаю я? Спала.
– Нисколько. Спала здесь – в подъезде?
– Устала, верно.
Переживания…
Всё вместе.
– Домой к себе ты не идёшь? Не хочешь? Наверно, поругалась? Виновны дети?
– Да. Поругалась. Точно.
– Ругаться – это плохо.
– Что может быть хорошего, когда свои ругаются? Не понимают, издеваются, хотя – хорошей быть стараешься.
– И будешь делать, что теперь? Придумать, что-то нужно. не жить, как бомж – в подъезде! В квартире – много лучше.
– Не знаю. Здесь, сейчас – немного отдохну, затем, куда глядят глаза – пойду.
У каждого своя судьба, никто не знает до конца свои невзгоды, путь-дорогу. Так есть, не только у меня.
– Так может, к нам пойдём, бабуля? Там отдохнёшь – спросил её Никита, прекрасно понимая, что предложение, хоть от души – неправильное, лживое. Он, вряд ли выполнит – предложенное.
Он предложил – неисполнимое.
Кряхтя, старушка поднялась и, заглянув в глаза ему, погладила Никитку по спине. От этого контакта – пробежала дрожь.
Чуть не сгорел – мгновенно, от стыда. Растёкся к кончикам ногтей ног, рук – стыд, словно кровь и пиво. Постыдна ложь!
– Хороший мальчик ты Никита. Таким и оставайся – навсегда. Плохим всегда успеешь стать – сказала бабушка и, вниз пошла неловко – по ступеням.
Шум шарканья был слышен долго. Чем уходила дальше, стыд угнетал Никиту больше и, заставлял переживать в душе за предложение, хотя и доброе, но ведь нечестное. Он не решился бы в квартиру привести, ночной порой – бабулю, прекрасно понимая, что из душевного порыва, хорошего не получилось – ничего. Могли бы маму разбудить, и поругалась с ним она, за эту вольность… Так поступать нельзя.
Стыдясь себя, он поднимался медленно, при каждом шорохе дрожа, и оборачивался, то ли надеясь, что внезапно – на месте шороха появится бабуля, то ли боялся встречи с ней.
Хотя, прекрасно понимал – она ушла.
С тяжёлым чувством восприятия и понимания вранья – бессовестного, будто обгаженный, к двери квартиры подошёл он – неуверенно.
– Как я туда войду? – подумал он. Дома ни знали лжи. Мама ни разу не врала,