– Иди, что-то ты очень бледная, – сказала Мария, – сама справлюсь.
С работы домой Тася медленно двигалась по липовой аллее, стараясь шуршать одинокими опавшими листьями, которые несколько отвлекали от тревожных мыслей. Она специально пошла по кружной дороге, чтобы попасть в сквер. Небольшой фонтан в центре сквера разбрасывал свои брызги, увлажняя вокруг серый асфальт. Женщина подошла поближе, подставляя своё лицо спасительной влаге и радуясь тому, что никто не заметит, где капли, а где её слёзы. Она оглянулась вокруг: та же красота бабьего лета, что и десять лет назад. Она вспомнила, как когда-то с Виктором и детьми впервые гуляла по этому скверу. Тогда было страстное желание наслаждаться жизнью. А вот теперь среди той же позолоты, охры и багрянца гнетёт её тяжёлая тревога…
Всё так же медленно зашла Тася в квартиру, бесцельно пошла по комнатам. На столе у Татьяны она увидела раскрытую книгу со стихами. Взяв её в руки, прочла:
О, мудрость щедрейшего бабьего лета,
С отрадой тебя принимаю…
И всё же, любовь моя, где ты, аукнемся, где ты?
А рощи безмолвны, а звёзды всё строже.
* * *
Вот видишь – проходит пора звездопада.
И, кажется, время навек разлучаться…
А я лишь теперь понимаю, как надо
Любить, и жалеть, и прощать, и прощаться.
– И я знаю, как надо любить, и жалеть, и прощать, и прощаться, – тихо прошептала Тася.
О том, что сердце болит и душа страдает, Тася вида старалась не подавать: всё так же оставалась заботлива, нежна, приветлива и весела. Марина в силу своего возраста ещё не могла разобраться в психологических тонкостях маминого настроения. Но Татьяна… Молчаливая Татьяна сразу почувствовала неладное. Случайно она увидела, как мать, затевая стирку в ванной комнате, вытирала слёзы рубашкой мужа. Заметила Татьяна перемены и в Викторе: он стал менее словоохотлив, часто сидел задумавшись и не слышал вопросов дочери, задерживался после работы.
На работе Тася тайком выглядывала в обеденный зал и наблюдала за мужем, который теперь часто появлялся с той девушкой.
Тасины коллеги за много лет совместной работы стали очень дружны. Радость, горе они переживали всем коллективом:
– Что ты нюни распускаешь? Борись за мужа!
– Тась, ты же не Алла Пугачёва, чтобы самой бросать такого мужчину.
– Да, силы неравные. Хоть ты и «ягодка опять», да больно уж зрелая. Ей двадцать шесть,