Молодец поворотился, чтобы видеть противника. Наверняка тот, не подготовившийся к погружению должным образом, уже надувал щеки, удерживая последний вздох. Однако то, что предстало взору кузнеца, едва не заставило его заорать, теряя спасительный воздух.
Чужак сидел как ни в чем не бывало, будто ему дышать и вовсе не надо. Под водой он показался не просто бледным, а ажно синим, как покойник. А глаза его светились потусторонней зеленью. Подобно иной раз светятся в темноте кошачьи: с перепугу можно принять зверя за крупного хищника и изрядно перетрухнуть. Наверное, лишь потому, что Бран помнил именно такой случай, он не призвал в голос богов-заступников.
Но дальше дело стало еще хуже. Чужой человек улыбнулся, показав зубы, и Бран мог бы поклясться, что они у него были не человеческими, а острыми, как у нечисти. От улыбки пробрало жутью. Станет ли улыбаться человек, рискующий жизнью? А чужак поднял руку, словно приветствуя врага.
Бран трусом не слыл и в долгу не остался: тоже поднял руку, складывая пальцы неприличным знаком. Чужак беззвучно рассмеялся, и из его рта не вырвалось ни пузырька воздуха. Никак вовсе не дышит?! Угольные волосы его метались, точно речные угри.
И вот тут-то кузнец заподозрил неладное. Не сказать, чтобы он рассматривал выскочку прежде, чем нырнуть. Тоже диво: какой-то заезжий хлюпик застал случайную ссору и решил приобщиться к старинному обычаю. Однако Бран мог поклясться, что волосы у противника были не длиннее ушей. Ныне же течение полоскало пряди, достигающие лопаток. И те все продолжали расти! Вот черные ленты заняли собою всю клетку, почти спрятав чужака коконом, вот они полезли сквозь прутья…
Бран выпучил глаза и прижался к дальней стене – черные угри… Нет! То не угри и уж подавно не волосы! Из головы, из рук, из плеч пришельца тянулись темные подвижные щупы. Будто смола из надрубленного дерева. Вот только смолою ствол плачет медленно, и страшного ничего в ней нет. А щупы шевелились, как живые, и росли, росли, росли… В его, Брана, сторону! Что случится, если, не дай боги, коснутся?! А страшный человек открыл рот и спокойно произнес:
– Я буду смотреть, как ты захлебываешься, кузнец.
Не угрожая, нет. Он лишь сказал Брану, что собирается делать. А потом направил в его сторону руки, и щупы повторили движение, устремившись к бедному кузнецу.
– Ма-а-а-а-а-а!..
Разом забыв, для чего нырял, Бран двумя руками схватился за пеньку. На берегу лишь увидели, как второй конец веревки, с привязанным к нему колокольчиком, натянулся и убежал в воду. Придерживающий его патлатый мальчишка, гордый доверенной работой, и поймать не успел.
– Поднимай! – тут же заорал Нор. Ему, старосте, не хотелось, чтобы из реки вынули утопника, а значит, следовало поторопиться.
Потянули сразу же. Десяток дюжих мужиков единым махом вцепились в веревку, клетка пошла наверх… Для Брана же мгновения показались вечностью, а испытание пыткой.
Черные ленты скользнули сквозь прутья его клетушки,