– Хотел бы я знать! Эту надпись я срисовал с внутренней стороны крышки портсигара.
– Ну и что?
– А тебе не кажется подозрительным, что на самом портсигаре сделана внятная гравировка на русском языке: «Графу Шахматову на долгую память», а на внутренней стороне крышки другая гравировка, но на совершенно непонятном языке! Зачем понадобилось это делать? Ответ простой: чтобы непосвященный не мог прочесть!
– Это, судя по всему, арабское письмо, – со знанием дела произнес Маркел, возвращая мне бумажку. – Вполне вероятно, что графу Шахматову, который был женат и имел крепкую семью, некая молоденькая особа подарила портсигар. И чтобы никто из родных графа ничего не заподозрил, с внутренней стороны сделала другую гравировку. Русское дворянство, как правило, владело основными европейскими языками. Надпись на французском или итальянском была бы понятна многим, почти всем. А вот арабский язык – это и сейчас своего рода экзотика. Вероятно, Шахматов знал его и мог наслаждаться любовной надписью, закуривая сигарету.
– Красивая история, черт подери, – ухмыльнулся Колька. – Прямо любовная мелодрама в лучших традициях Голливуда. Но я вот что вам скажу, друзья: туфта все это! Пустое дело. Говорю же: этот Шах решил под меня подкопаться. Я это чувствую, Эд, а интуиция меня еще ни разу не подводила.
– И это возможно, – буркнул я и, убрав клочок бумажки обратно в портмоне, закурил.
– Завтра в два часа у меня стрелка с этим долбанным Шахом.
– Хорошо, – кивнул я. – Я поеду с тобой!
– Еще чего!
– Поеду, поеду! Раз я эту кашу заварил, значит, я ее расхлебывать и буду… – Стряхнув столбик пепла, я глубоко затянулся и, прищурившись, посмотрел на друзей. Честно говоря, Шах меня в данный момент не шибко интересовал. Мои мысли невольно крутились вокруг таинственно исчезнувшего портсигара. Возникла подсознательная уверенность, что нарастающие, как снежный ком, непонятки связаны с ним, а не с мифической угрозой Колькиному бизнесу…
Остаток дня пролетел незаметно. Мы с Колькой часа три гоняли разноцветные бильярдные шары по зеленому сукну. Шары весело стучали друг о дружку, закатывались в лузы. Все партии, за исключением одной-единственной, я, естественно, продул. В бильярд я, откровенно говоря, играю из рук вон плохо, а Колька год назад первенство города среди любителей выиграл. Куда уж мне за ним угнаться!
– И все-таки одну партию ты у меня взял, – улыбнулся Суворкин и, похлопав меня по плечу, уселся за стойку мини-бара, на которой стояли высокие бокалы, наполненные натуральным апельсиновым соком.
– Ты мне ее сдал! – сказал я. – Подыграл, причем весьма фальшиво. – Смахнув со лба капельки пота, я сел рядом.
– Завтра на стрелке держись поближе к охране, понял? Лучше, если ты вообще в машине останешься. В «гелендвагене». Он бронированный! Шестимиллиметровые стальные листы, прошивка по всему кузову. А под днищем и того больше!
– Не выйдет, – покачал