– А ты знаешь, что нам будет за это пиршество? – Старший мотнул подбородком в сторону по-новогоднему украшенного столика с остатками закуски.
– Успеем же убрать, – неуверенно промямлил младший. – Смотри там че…
– Ну не зна-а-а… – Старший перевел взгляд на экраны.
На правом экране (гостиная) елка-бабушка успокаивала зайчиков-внучек. Она все еще не сняла с себя бусы и морскую звезду, но корешки втянула в ступни, а получившиеся в результате трансформации ноги сунула в домашние клетчатые тапки. Девочки сидели смирно, не стрелялись паутинками, не отрывали друг дружке пальцы. Эта троица сейчас напоминала самых обычных людей.
На левом экране (кухня) Славик Тихонович смазывал желтенкой ссадину на виске – для ускорения регенерации тканей. Рядом на столе лежал треснувший фен. А ведь в рекламе врали, что противоударный!
Центральный экран передавал летящие в стены учебники и тетрадки – Клюшкин добрался до своего стола и бесновался на втором этаже дома.
Экран, передающий картинку непосредственно из левого глаза Рыжего Тафанаила, демонстрировал кусок пыльного пространства под клюшкинской кроватью и часто становился черным – вероятно, котенок моргал от страха, забившись в укромный уголок.
– Убирай со стола, – решил старший оператор. – И я звоню директору.
Его напарник лихорадочно бросился сгребать в пакет одноразовую хрустальную посуду.
Внезапно Клюшкин-младший успокоился. Он погрыз в задумчивости ноготь, а затем поднял перекошенное от злости лицо прямо в одну из камер и прошипел:
– Ладно, дед. Ладно. Мы еще посмотрим, на что я способен.
– Псих, – выдохнул старший оператор. – Просто псих. Но зато, кажется, обошлось. Доставай еду обратно.
– Какое счастье, что я – мутант, – покачал головой младший. – Не дай мутобог вот так жить! Огурчики будешь?
– И помидорчики тоже.
Всю оставшуюся ночь Ризенгри Шортэндлонг лежал на животе, повернув голову влево (любимая поза Дюшки теперь казалась ему очень удобной) и безуспешно пытался справиться с не желающим его отпускать бешенством. На руках остались синяки от ударов по раковине и другим предметам. Голова словно взрывалась. Это ведь боль, да? Живот мерзко урчал. Затылком Риз чувствовал, как из форточки противно несло холодом. Это ведь холод, да? Теперь он почувствовал, что такое боль и холод. Хотя, может, это обида и ветер. Или слабая регенерация и повышенная чувствительность к атмосферным потокам. Кто их разберет, эти человеческие заморочки! Но вот в чем Ризи не сомневался, так это в том, что такое страх. Ему было страшно жить дальше; да, видимо, страшно, именно так. Его тело – тело Дюшки – хорошо понимало, что ему, скорее всего, ни с чем не справиться. Но его голова – голова Риза – знала, что он должен выиграть, несмотря ни на что.
Глава 3
Дельта-функция
Для нас, примитивных трехмерных существ,