Даже грамматика нарушена! Отец Марра был шотландцем, а мать – грузинкой, он так никогда и не овладел до совершенства русским языком, а каждую идею, приходившую ему в голову, он тотчас записывал, даже сидя на своей конной коляске. [Говорят, кучером была бывшая баронесса.] Прибыв на место, он просто бросал свои бумажки с нацарапанными каракулями, хорошо зная, что они тотчас будут заботливо и угодливо подхвачены и отправлены в печать как «труды гения». Так, в 1923 году он изобрел яфетическую теорию.
На четвертом курсе я написал критическую работу о Марре, обнаружив, что учение его противоречит не только марксизму, но и фактам. Я отдал эту работу на просмотр своему научному руководителю профессору М. И. Артамонову. Он был тогда проректором Университета, и Сталин назначил его директором Эрмитажа. Я пришел к нему домой, и его супруга [Ольга Антоновна] угощала меня блинами с икрой (была как раз Масленица). С утра до вечера он вникал в мою работу, пытаясь опровергнуть мои доводы. Он был очень смелым человеком и в конце сказал: «Ваша работа находится в полнейшем противоречии с основами советской науки, но она очень интересна. Мне думается, что-то в нашей науке перекосилось, что-то не так. Я бы предложил Вашу работу для обсуждения на специальной конференции в ИИМКе [в Академии наук]. Но должен предупредить Вас, что это будет для Вас очень опасно». [Я сказал: «Михаил Илларионович, ведь, выдвигая мою работу на публичное обсуждение, Вы тоже рискуете?» Он ответил: ] «Я рискую своим постом, а Вы рискуете головой». [Тем не менее я выразил свою готовность.] Он оговорил: надо, чтобы имя Марра нигде не появлялось в тексте доклада: марризм тогда считался частью марксизма.
Член ЦК и директор Государственного Эрмитажа (1951—1964) М. И. Артамонов был награждён орденами Ленина, Трудового Красного Знамени и медалями. Он также был учителем Л. Н. Гумилева, оказавшим ученику огромную помощь в обнародовании его исследований и в научной карьере.
Обсуждение состоялось 3 марта 1950 г., и мне помнится, что, бреясь, я сильно порезался в то утро, и мои однокурсницы, девочки из нашей студенческой группы, покрыли моё лицо таким густым слоем пудры, что я выглядел как Пьеро. Моими оппонентами были Борис Борисович Пиотровский (профессор, тогда еще не академик, позже директор Эрмитажа), декан нашего факультета [Владимир Васильевич] Мавродин и [Алексей Павлович] Окладников [(тоже профессор, но еще тогда не академик)]. [Проф. А. Н. Бернштам тоже был и выступал. После выступления прислал мне записку