– Так-так-так, – ерзал в кресле Михаил Михайлович, пережидая, пока все успокоятся. – Всё? А теперь, с вашего позволения, приступим к делу. Троицкий, входите. Да не так! Ну, войдите небрежнее, насвистывайте что-нибудь… Дайте ему черный котелок… Ну, ну…
Побежали за котелком. Ждать пришлось долго. Наконец его принесли.
– Наденьте. Да не так! Ну что вы, в самом деле! Нахлобучьте на глаза.
– Он мне мал, Михал Михалыч
– Я сказал до бровей – вот так. (И он, подойдя, с силой натянул котелок.) А теперь свистите. Вы и по городу шли, насвистывая, понимаете? Зачем? В целях конспирации.
Троицкий хотел было спросить, что он имеет в виду, Но голова, стиснутая котелком начала болеть, и ему стало всё равно, лишь бы поскорее снять котелок.
– Что это такое?
– Я… это свист.
– Это?
– Я не умею свистеть, Михал Михалыч.
– Плохо. Тогда напевайте что-нибудь.
– А что?
– Какая разница, лишь бы из той эпохи. Что это вы поете?
– Вы же сказали, вам все равно.
– Да, но не это. И не это. И это не то! Я сказал, а вы делайте. Чему вас учат в институтах? Бодро-весело, бодро-весело, – подгонял его режиссер, натаскивая на роль, как щенка, которого то бьют палкой, то суют в рот сахар. – Да не так! Ай-яй-яй-яй-яй!
Котелок обручем сдавливал виски. И хотя Троицкий старался изо всех сил, но у него ничего не получалось: не успевал он еще разобраться, чего от него хотят, как зычный голос режиссера уже требовал «игры», выполнения мизансцен, полной отдачи.
– Ну, что вы стоите столбом?
Троицкий содрал с головы котелок, и с облегчением сказал:
– Я не понимаю…
– Ай-яй-яй-яй, – волновался режиссер. – Плохо, что вы не понимаете. Очень плохо.
– Михал Михалыч, может, ему делать так, как он нам показал, – заикнулся было актер с лошадиными зубами. – А что, мне понравилось…
– Как он делал, Рустам, мы уже видели. Делать он будет так, как нам надо. Не скрою, молодой человек, лично я встревожен… тем, что увидел – «тренинг и муштрá». Вы читали Станиславского? Надо приходить на репетицию уже готовым к работе. Надо каждое утро вам начинать с психофизического туалета. Точно так же, как вы умываетесь, едите. Тогда у вас не будет ненужных вопросов. Вы понимаете?
– Понимаю. Нет, не понимаю…
По одышке, которая заметно у режиссера усилилась, было