Чужая женщина за дверью. Проза и не только. Борис Шапиро-Тулин

уснувшего под елкой своего главного снабженца, а вместе с ним еще одну миловидную особу из бухгалтерии. Когда главный снабженец, проживавший, кстати, на одной лестничной площадке с исчезнувшим Наумом Израилевичем, вернулся домой, он объяснил жене, что, проснувшись, собрался уже было догнать сослуживцев, но едва он сделал несколько шагов, как прямо над ним, залив все ярким светом, повисло некое сооружение, похожее на огромную тарелку. Снабженец почувствовал, что веки его наливаются свинцовой тяжестью и, уже падая ничком на траву, он вдруг услышал знакомый голос. «Никто и никогда» – были два знаменитых слова, которые различил он перед тем, как окончательно отключиться.

      С тех пор это НЛО видели многие, кто по известным причинам задерживался в злополучном районе. Обычно оно появлялось со стороны железнодорожной станции, пересекало город по направлению к еловым посадкам и там исчезало.

      – Гиршик летит, – говорили знающие люди.

      Может оно, конечно, было так, а может как-то иначе, но знаете, что я вам скажу: если мы до сих пор просыпаемся по утрам и видим, что Земля еще существует, а мир за окном не изменился, значит инопланетянам так и не удалось выведать у Гиршика его страшную тайну.

      Словом, будьте спокойны, – Наум Израилевич все еще держится.

      Форте-пьяно

      Музыкальная школа в городе Бобруйске это вам не просто так. Более того, это совсем не просто так. И даже совсем, совсем. Музыкальная школа в Бобруйске – это туннель во времени и пространстве. Ты входишь в нее с облупившегося цементного крыльца, тянешь на себя тяжелую дубовую дверь с косо привинченной ручкой, а выходишь прямо на сцену Нью-Йоркского Карнеги-Холл, парижской «Олимпии» или, на худой конец, Берлинской Филармонии. И это невзирая на облупленное крыльцо и криво привинченную ручку. Какая разница, как ее привинтили, если на выходе у тебя беснующиеся от оваций залы, эвересты букетов и фотографии на обложках самых престижных журналов. За тобой гоняются корреспонденты мировых изданий, умоляют об интервью, а ты, развалившись в кресле с бокалом сухого Мартини, говоришь, что всем лучшим в тебе ты обязан скромной музыкальной школе в городе Бобруйске. Where is the Bobruisk, – переглядываются озадаченные акулы пера. И ты, обидевшись, хочешь ответить как в детстве: – Где, где, в Караганде. Но это будет неправда – в Караганде нет Бобруйска. Бобруйск там, где ты его оставил, на берегу реки Березина, около заповедной дубовой рощи и на расстоянии нескольких десятков лет между тобой теперешним, купающимся в славе, и тем робким мальчиком на цементном крыльце, стоящим перед тяжелой входной дверью, которую надо было тянуть со всей силы, потому что тугая пружина, прикрепленная по другую ее сторону, отчаянно сопротивлялась, не желая впускать тебя в скрытое за ней будущее.