– Тебе стоит лежать спокойно, пока мы не натворили непоправимого. Это действует магия любовного приворота, заключённого в данный амулет. Сейчас я возьму его из твоей руки, осторожно, чтобы не коснуться кожи. Прикосновения активируют всю мощь магии и напрочь отключают здравый смысл, оставляя только чувственное желание. Заклинание не представляет для меня труда, а вот амулет, использованный этой глупой адепткой, действительно древний и оттого усиливающий, а возможно, искажающий первоначальную магическую формулу. Я хочу, чтобы ты не смотрела мне в глаза, когда начну произносить заклинание, и чтобы ты не касалась меня, когда оцепенение уйдёт, иначе это повлияет на весь процесс.
Мужчина забормотал слова магического отворота, и чары оцепенения спали, но не смотреть на него я не могла. Он опустил голову, и моё желание увидеть его серые глаза, серебристые сейчас, словно водная гладь на закате, которой касаются последние лучи уходящего за горизонт солнца, стало неодолимым. Меня тянуло зарыться пальцами в густые и мягкие волнистые волосы, по цвету напоминающие червлёное серебро. Его губы – нежные, чувственные, манящие – привлекали меня так, как никогда не привлекала самая вкусная в мире сладость. Хотелось обхватить его всего, начиная от сильных рук, сжатых в кулаки, напряжённых плеч, натянувших белую рубашку, спуститься к узким бёдрам, пройтись по длинным ногам, обтянутым чёрными штанами, сквозь которые явственно проступали мышцы заядлого наездника. Хотелось впиться поцелуем в его шею, выглядывающую из выреза расстёгнутой на две пуговицы рубашки. Кажется, именно я её расстегнула – потому что на бледной коже виднелись розоватые следы от ногтей. Голос мужчины моей мечты набирал силу, заставляя сердце вздрагивать от сладостных мук. Этот тембр волновал до глубины души, извлекая на свет все потаённые желания. Я готова была умереть на месте, лишь бы коснуться его, и только маленькая и очень далёкая часть охваченного любовным безумием сознания пыталась сдержать рвущиеся к нему руки. Не понимаю, как смогла высидеть минуту, прежде чем рванулась к нему и обняла за шею, потянувшись к его губам. С каким-то глухим рычанием ректор опрокинул меня на спину, прижав к полу одной рукой так, чтобы я не могла даже попробовать подняться. Выкрикнув последнее, завершающее заклинание, слово, он уронил голову мне на грудь и, шумно дыша, замер. Меня охватила странная пустота, в мгновение ока заменившая весь тот пожар любви, что пылал в душе ещё секунду назад. Тяжесть его головы давила на грудь, рождая в ней непонятное томление. Не тот ураган неконтролируемых страстей, вызванных амулетом, а что-то иное, неясное, смутное, зародившееся