Что бы там ни происходило на самом деле, как бы мы ни были виноваты, в том, что произошло, нам так хочется, чтобы кто-то увидел: вот человек, достойный всяческого сочувствия и уважения. Случайный попутчик сойдет на следующей станции. Мы его никогда не увидим. И вместе с ним останется наше «фото», где мы будем выглядеть в те самые «три четверти», при которых не так заметны наши собственные прегрешения. Смысл таких откровений: «пустить это слово на ветер, чтоб ветер унес его в даль».
Когда мы выходили на остановке под дружные выкрики всех пассажиров, кхмерка-кондуктор чуть не расцеловала Ирину, а заодно и меня, на прощание, настолько она осталась довольной этим коротким и бурным, как извержение вулкана, разговором.
Автобус, выпустив клуб едкого дыма, двинулся дальше. А мы остались на обочине.
– Открывай свой план, посмотрим, куда дальше.
Рисунок Кем Чеа выглядел просто: вот дорога, вот рынок, а наискосок – казалось, рукой подать, – его дом. Я была уверена, что мы доберемся пешком.
Но Ирина обратилась к стоявшему на остановке люду. Разношерстная толпа, как всегда, в первую минуту с недоумением смотрела на нее, не в силах соединить образ европейца с кхмерской речью, а потом бурно начали обсуждать, как нам лучше добраться до места назначения.
С Кем Чеа я познакомилась неожиданно в Русском культурном центре. Зашла узнать у заведующей библиотекой Дианы Анатольевны про кхмеров, которые когда-то учились в России.
Диана могла поделиться только своим собственным опытом, как все московские друзья отговаривали ее выходить замуж за кхмера: другие обычаи, другой язык, тропики, инфекция…
– Но родственники мужа встретили меня так тепло, так радушно! И я поняла, насколько беспричинны были волнения по этому поводу. А вот что касается трудностей жизни – их хватало в первые послевоенные годы. В апреле началась такая жара, что дочь не могла уснуть, мы ее веером по очереди обмахивали. Вентилятор не могли купить, да и что толку от него? Электричество в доме отсутствовало. У соседа был генератор, и он продавал электричество с шести до одиннадцати вечера. Научилась пользоваться утюгом на углях, чтобы гладить мужу рубашку и свои платья…. Язык освоила. Но скорее разговорный. Все-таки я целый день провожу здесь, в Русском центре, а муж русский знает. Дети по-кхмерски говорят свободно. Постепенно и климат переносить стало легче. Самое главное – люди приветливые, добрые… Что еще вам сказать? – Диана недоуменно подняла глаза вверх.
И тут – на ловца и зверь бежит! – в дверь, постучавшись, вошли в чистенькой, хоть далеко не новенькой, серого цвета рубашке, в темно-серых брюках и шлепанцах на босу ногу мужчина с застенчивой ясной улыбкой и женщина. Они оставляли впечатление сельских учителей – так оно и оказалось. Тоненький,