В Первой мировой войне погибло 1,7 млн французов – 18 % всех, кто сражался. Больше, чем в любой другой развитой стране. Французская земля была ареной множества сражений. Битвы были настолько чудовищными, а разрушения настолько повсеместными, что казалось, будто война так и не закончилась. Фамильное поместье Ларошфуко, Вильнёв, тоже стало полем боя: в ходе войны оно переходило из рук в руки 17 раз. Французы обороняли замок, немцы вели огонь с противоположного берега Эны. Вильнёв превратился в руины, соседнему Суассону повезло ненамного больше: город был разрушен на 80 %.
Даже после того, как Ларошфуко заново отстроили поместье, на его фундаменте отчетливо виднелись характерные следы от тяжелых снарядов. Почва на всех 14 гектарах Вильнёва тлела еще семь лет после того, как ее изрыли минометными снарядами. Она дышала паром – слишком горячая, чтобы ее пахать. Даже в 1930-х гг. Робер не раз видел, как плуг останавливался и работник доставал из борозды похороненный в земле артиллерийский снаряд или ручную гранату.
Даже 1600-летний собор в Суассоне, где Ларошфуко иногда бывали на мессе, изрешетили пули и снаряды – от каменного фундамента до горделивых готических шпилей: где-то темнели шрамы от очередей, а иные раны были сквозными. (На фасаде собора до сих пор видны эти шрамы.) Такие же отметины носили и магазины по всей округе, а многие ветераны войны, включая и отца Робера, вернулись домой с увечьями. После ранения лодыжки, полученного в 1915 г., Оливье сильно хромал. Последствия войны мешали даже его увлечениям – отправляясь на охоту, он теперь брал с собой жену. Пока муж высматривал дичь, Консуэло держала ружье: лишь заметив добычу, он на миг отбрасывал трость, чтобы прицелиться и сделать выстрел.
Оливье еще повезло. Иных ветеранов война изуродовала настолько, что они отказывались появляться на людях.
«Все детство я слышал беседы взрослых о Великой войне, – вспоминал Робер много лет спустя. – Родители, бабушки и дедушки, дяди – о ней говорили все». И хотя эта тема постоянно всплывала в разговорах, Оливье редко касался сути – тех четырех лет, проведенных на фронте. Он служил офицером артиллерии, и в его обязанности входило корректировать огонь батареи: следить, как снаряды ложатся на немецкие позиции, и передавать, нужно ли взять выше или ниже. Оливье не распространялся и о более личных подробностях военной жизни, как делали другие ветераны в мемуарах: о том, как во время наступлений приходилось идти по трупам погибших товарищей, о безумии, которое охватывало от долгого сидения в окопах. Оливье бродил по коридорам замка Вильнёв, ведя какой-то личный и почти непрерывный разговор с призраками прошлого.
Он не был слишком вовлеченным отцом, ограничиваясь наставлениями, что «плакать стыдно», и находил утешение лишь в красоте природы. После войны Ларошфуко-старший получил юридическое образование, однако не завел практику: в детских воспоминаниях Робера