Но то, что возбуждает в постели (до дрожи, мурашек, истерики и множественных оргазмов)… О чём это я… А-а-а… его стиль, условно говоря, «общения» в реальной жизни накладывает кучу отпечатков. Забота заботой, а под конвоем ходить уже не так романтично.
Хотя Бека понять можно. После всего, что случилось и как это случилось, я бы тоже от себя ни на шаг.
Хорошо, что ума хватило про препода-извращенца ему не рассказывать. Не надо это. Никому не надо. Наверное.
С другой стороны, держать в себе адски тяжело. Ещё тяжелее видеть Лукьяненко по понедельникам и средам на парах по теории и практике перевода. Переживать каждый раз то, как этот извращенец засовывал руки в топ, под юбку, во все мыслимые и немыслимые места, а я сидела как замороженная и не могла пошевелиться. От слова «совсем».
Эта скотина усиленно делает вид, будто меня не существует. Несмотря на все потуги абстрагироваться, легче не становится. Только больше хочется взять обглоданный годами и учениками школьный металло-деревянный стул и к-а-а-а-ак заехать Алексею Николаевичу по его противной, наглой, лоснящейся роже. Усы сбрил, ещё больше стал похож на маньяка-педофила. Чтоб он провалился.
Если б не Дашка, забивала бы только в путь. С ней всегда есть о чём потрещать, чем отвлечься на уроке, отключить все мысли, голову отключить. Пускай ненадолго, но перестаёт мутить и морозить. Ярость бешеная немного отступает, и на том спасибо!
Во время наших с Дусей утренних летних забегов на канале нащупалось бессчётное количество общих тем, совместных интересов и точек соприкосновения.
Поэтому не странно, что мы не перестали общаться после каникул. Самое страшное не случилось. Теперь в гимназии из «Божественной комедии» не только «Ад» и «Чистилище», но и «Рай» случается.
В основном на переменах. Особенно когда мы всей честной компанией идём «постоять» с нашей компактной, красногубой язвой Ксюшей Левиной за школой, пока та не накурится, Маруся не нанудится про вред табака и дохнущих несчастных лошадок, спортсменка, блондинка, светлое наивное существо Дашка не наржётся над их препираниями, а я не наумиляюсь тому, какие всё‑таки они у меня кайфовые».
– Левина! Мы все с тобой станем пассивными курильщиками! Своё здоровье гробь, а нас в это не втягивай! – надулась и тряхнула огромной русой копной Машка.
– Девочка моя, тебя за косу никто не тянет из душного здания «заведения для ума предрешённых»! Ножками своими ровными, стройными по доброй воле сюда топаешь! – отбрехалась, смачно затягиваясь тонкими с ментолом, Ксю.
– Так я по привычке безнадёжно верю в твою сознательность! Но начинаю догадываться, что зря! Бросишь у меня, дожму! – ещё ехиднее прошипела Мария Фельдман.
– Алла, ставки делать будем, кто кого? Или на зеро? Что думаешь? – прыснула милым детским голосом Дарья Душицкая.
– Я, пожалуй, при своих! Азартные игры пока не моё. Прививка с лета. Погнали обратно уже, ещё куртки вешать, на четвёртый переть в крыло иностранных языков. А. Б. ждать не любит и не станет. Сами