Как ни странно, приняв это решение он полностью успокоился и начал планировать необходимые для выживания шаги: машину он пока оставит, а вот жильё придётся найти подешевле и там, где его никто не потревожит. Если экономить, сбережений должно хватить на пару лет, и за это время он сможет прийти в себя, а если нет… то дальнейшее не будет иметь значения.
Пока он шёл к машине, ему показалось, что мир изменился: ветер то напевал в ветвях деревьев, то злобно шипел в кустах, воздух, обретя вес, давил на плечи со всей безжалостной мощью атмосферного столба; здания вокруг превратились в лабиринт, в котором люди-мышки носятся по выученному маршруту в поисках кусочков сыра, избегая мышеловок и кошек, что удавалось им не всегда, и тогда последний жалобный писк знаменовал окончание их суеты. Но потом он понял: мир остался прежним, что-то сломалось в нём самом, какая-то важная шестерёнка соскочила с оси, и механизм его реальности начал сбиваться с ритма, скрипеть и грозил вот-вот остановиться.
Он ускорил шаг, а затем побежал. Ему не терпелось поскорее оказаться в тишине и знакомой обстановке, чтобы осмыслить корёжащие его перемены. Руки тряслись, как у заправского алкоголика, и он не сразу смог попасть в зажигание. Когда мотор всё-таки завёлся, ему пришлось сдерживаться, чтобы не нажать на педаль газа со всей силы.
На дороге он пристроился за голубым седаном с парой старичков. Откинувшись на сиденье, наугад включил радио на популярной станции, где диджей с прокуренным голосом лез из кожи вон, перемежая скабрёзные шутки недолгими музыкальными паузами. Стэнли не вслушивался в неиссякаемый поток возведённых в ранг искусства плодов деградации, просто хотел снова почувствовать себя частью привычного мира, начинавшего расплываться в дымке нереальных событий. Истошные дифирамбы2 большим грудям и дешёвому алкоголю сменились аляповатой песней, в которой солист на все лады подвывал сбивчивой атональной мелодии, но Стэнли не пытался разобрать слова: музыка служила лишь фоном его собственным мыслям, которые, словно заевшая пластинка, без конца возвращались к увиденному им в зеркале чудовищу.
Безо всякого интереса он скользил взглядом по проезжающим машинам. На заднем сиденье одной из них Стэнли увидел прильнувшего к стеклу бульдога, казалось, пристально наблюдающего за ним, то ли чрезвычайно заинтересовавшись бликами на капоте, то ли почувствовав окружающую его мрачную ауру. По тротуару куда-то спешила женщина с ребёнком – мальчик в коротких баклажановых шортах и синей майке на два размера больше, смотря под ноги, увлечённо лизал мороженое, а мать целеустремлённо тащила его вперёд, как буксир, выводящий лайнер на рейд.
Впереди загорелся красный свет, и Стэнли, увлёкшийся сопереживанием малышу, которого, как и его самого, влекла куда-то некая сила, едва успел среагировать на остановившийся перед ним седан.