Стены загудели, а в углу мелькнула вспышка. Так и есть: защита. Девушка еле заметно выдохнула.
– Тише! – одернул ее толстяк, испуганно озираясь.
Амадин презрительно усмехнулась. Заметив это, следователь скрипнул зубами.
– Очень жаль, что вы отказались подписать признание. Доказательства неопровержимы. В ближайшее время вас переправят в столицу, – холодно процедил он.
– Не боитесь что я опять устрою страшную диверсию, положу полк доблестных жандармов и пожгу склады? – она опять подхватила протокол и махнула им, звеня цепями от кандалов.
Следователь поморщился и выдернул листок из ее руки.
– Спецвагон для перевозки преступников едва ли это позволит, – он позвонил в колокольчик, стоявший на столе, и приказал жандарму. – Уведите в камеру.
Больше Амадин никто не беспокоил. День сменялся днем, прошла уже неделя, и только тогда ее отправили в столицу.
Дорога запомнилась урывками. Спецвагон неожиданно приятно отличался от камеры и даже от жестких лавок третьего класса. Для разнообразия в нем было тепло. К тому же девушка, как особо опасная магическая преступница ехала одна в отсеке.
На этом плюсы ее положения заканчивались. На вокзале, выстроившись с остальными конвоируемыми, после того, что случилось с ней, Амадин опасалась называть этих людей преступниками, она долго ждала на вокзале. Плащ ей так и не отдали, и холодный ветер пробирал до костей. Один из арестованный, высокий широкоплечий мужчина с шрамом на левой щеке, хмуро шагнул, закрывая девушку от ветра. Она подняла голову:
– С-спасибо.
– Разговорчики! – тут же одернул ее конвоир. Амадин вздрогнула и поспешила опустить взгляд.
Наконец, их провели через боковой выход и посадили в тюремные кареты. Вернее было сказать – огромные ящики на колесах, окна которых были забраны мелкой решеткой. Амадин опять ехала одна.
Вопреки ожиданиям. ее отвезли не в женскую тюрьму, грозно возвышавшуюся на окраине столицы, а прямиком к зданию суда.
– Выходи! – дверца распахнулась.
Она неловко выбралась, щурясь после полутьмы кареты и заслужила еще один грозный окрик.
– Пошевеливайся!
Толчок в спину был такой, что девушка еле устояла на ногах. Кандалы противно звякнули, цепь ударила по бедру, Амадин зашипела от боли и получила еще один тычок:
– Поговори у меня тут!
Возражения готовы были слететь с языка, и девушка прикусила губу. За свое недолгое заключение, она уже уяснила, что злить тюремщиков не доведет до добра. Собравшись с силами, она последовала за конвоиром.
Амадин всегда считала, что тюрьма это такое холодное мрачное подземелье с крысами и клопами, и заключение в Блодетте не сильно изменило ее мнение. Но, видимо, отделение при столичном суде было образцово показательной тюрьмой. Во всяком случае в коридоре, по которому ее вели, было светло, тепло и неожиданно чисто.
Девушка ожидала, что ее отведут