– Не хотела беспокоить. Думала, порез снова затянется сам.
Аль-Тавил звонит по телефону, что-то резко (как мне кажется) говорит на арабском. Через пятнадцать минут приходит врач. Он осматривает мою ногу, надавливает пальцами вокруг пореза, хмурит лоб.
– У Вас началось заражение, мадам, – заключает вслух доктор. – Вам нельзя было делать горячее обёртывание. Во время него рана открылась. В неё попало вещество, которым вас намазывали.
– Почему вы не предупредили Тамару, что ей нельзя делать подобные косметические процедуры? – холодным тоном интересуется Эмин.
– Думал, это очевидно, – разводит руками врач.
– И что теперь будет? – подаю голос.
– Вам придётся потерпеть, мадам. Я вынужден сделать глубокую чистку раны, а потом наложу швы, – доктор достаёт из своего чемоданчика шприцы, ампулы, железную коробочку со стерилизованными инструментами.
Чувствую, как начинается лёгкое головокружение. Скальпели и прочие непонятные хирургические предметы всегда вызывали у меня животный ужас.
– Тамара, не смотри туда, – Эмин присаживается с другого края кровати, накрывает мою руку своей. – Расскажи, чем ты сегодня занималась? Был ли вежлив с тобой персонал гостиницы?
Аль-Тавил старается отвлечь меня разговорами, пока врач обкалывает икру обезболивающим. Я не совсем связанно отвечаю, сильно сжимаю горячую мужскую ладонь, не свожу взгляд с лица Эмина.
Он ласково улыбается, успокаивающе поглаживает большим пальцем тыльную сторону моей руки. И от этого нестерпимо хочется плакать. Чужой мужчина возится со мной, переживает, а тот, за которого я собиралась замуж, стал причиной моих проблем, из-за него я вынуждена была подвергнуть себя опасности.
– Будете принимать эти таблетки пять дней, – произносит врач, закончив свои манипуляции. Он кладёт на тумбочку коробочку с лекарством. – Это антибиотики. Надо убить инфекцию, снять воспаление. И, пожалуйста, мадам, воздержитесь какое-то время от агрессивного воздействия на рану.
– Хорошо, спасибо, – благодарю доктора.
– Как ты? – спрашивает аль-Тавил, когда за врачом закрывается дверь.
– Нормально, – шмыгаю носом.
– Было очень больно? – Эмин убирает прядь волос с моего лица.
– Терпимо.
– У тебя очень красивые глаза, Тамара, – тихо произносит мужчина. – Удивительные просто. Никогда не видел такого оттенка.
Не знаю, что на это ответить. Были бы мы в другой ситуации, восприняла бы слова аль-Тавила, как заигрывание. А так, списываю комплимент на простое утешение.
– Велю Фаруху принести ужин сюда. Тебе лучше не вставать с постели, – меняет тему Эмин.
Я была уверена, что, говоря про ужин, аль-Тавил имел в виду только меня, а сам он намеривался есть в гостиной или на террасе. Но когда слуга Эмина завозит в комнату столик на колёсиках, по количеству посуды на нём понимаю: ошиблась.
Следом за Фарухом в мою спальню