– Ты что, спятил, вернись, тебе нельзя! – выскочила следом девочка.
– У меня уже не болит! – упирался Курт. – Смотри, а вон твой папа прыгает с трамплина!
– Вот если они нас увидят, – сердито сказала Линда, – то больше одних не оставят. А тебе надерут задницу за то, что не слушаешься!
– Они нас не увидят! – закусил удила Курт.
– Но мы же их видим, значит, и они могут нас заметить!
– Они на лыжню смотрят, а не по сторонам глазеют! Какие же все девчонки трусихи!
Курт все-таки раскашлялся. И Линда твердой рукой потянула мальчика в номер:
– Если ты заболеешь, то будешь лежать в номере. И ничего тут не увидишь. А…
Конец фразы потонул в нарастающем рокоте и вое сирены. А потом по склону промчался неизвестно откуда взявшийся белый гребень. На лыжне, где только что дети видели, как спускаются их родители, не осталось ничего, кроме ровной белизны. Безжизненной белизны… И повисла тишина – плотная, оглушающая. Словно сама природа ужаснулась тому, что сделала.
– Моих родителей нашли к вечеру, – отрывисто сказала Вольф, добивая очередную сигарету, – папа успел сгруппироваться и закрыть собой маму. Потом они умяли вокруг себя снег, как пещеру, и дождались спасателей… А родителей Курта нашли только на третий день. В пяти милях от трассы. Под снегом. И даже я не знаю, КАКИМИ были для него эти три дня, пока Ганса и Хильду искали. Он даже мне не рассказывает. Но с тех пор он ненавидит снег. Поэтому и обосновался в Неваде. Здесь и дожди-то – редкость. Это его устраивает. И я его понимаю. Мне самой до сих пор иногда снится, как склон на глазах становится абсолютно белым. Мгновенно. Но моих родителей все же спасли…
– Я понимаю, ЧТО это такое, – ответил Хенсли, у которого поневоле появилось сочувствие к недавнему врагу. – Мне тоже было шесть лет, когда погиб мой старший брат. У нас на глазах. Тоже мгновенно. Одна секунда – и ничего нельзя изменить.
Линда коротко, понимающе кивнула.
– После этого я не удивляюсь, что иногда у Курта отказывают тормоза, – сказала она после паузы. – Мало кто остался бы прежним. Не каждый взрослый выдержит и не сломается… Один момент, и всё необратимо, вы верно сказали… Навсегда. Какое это страшное слово… Только я это понимаю потому, что была рядом с Куртом и видела то же, что и он. Курт даже в кирхе на отпевании не смог увидеть напоследок родителей… Их хоронили в закрытых гробах. Он мне тогда сказал: "Это все снег виноват. Ненавижу его!".
– Но почему он заставляет других людей страдать за ту боль, которую ему причинила стихия? – спросил Хенсли. – Ему что, легче становится от того, что он давит других, как та же лавина? Мой дядя тоже с ним дрался… Вернулся потом домой калекой, озлобленным на весь мир и медленно спивался…
– Спивался?.. Это был его выбор, – равнодушно пожала плечами Вольф. – Вы ведь говорите о Рике Ли? Я его помню. Видела их бой. Он польстился на доходы "Рима", бросил вызов Курту и проиграл. А потом не смог пережить горечь