При оформлении оказывается, что приехала в самый раз: пять сантиметров, начало активной фазы. Отдельный бокс, никто не мешает, не лезет, не трогает. Но роженица не чувствует себя брошенной: знает, как проживать схватки, для чего никто внешний не нужен. Ищет положения, пристраивается к ощущениям. Всё получалось легко, в перерывах даже накатывала эйфория.
И вот уже подтуживает, хочется на корточки. Она с радостью понимает, что выходит на финишную прямую.
Тут появляются на предмет проверить:
– Полное! На кровать быстро!
– Я хочу приседать, или, может, на стульчик…
– Никаких «хочу», быстро на кровать. У нас только так.
Способна ли женщина в подобном состоянии что-то отстаивать, за что-то воевать? Укладывают на спину, пристёгивают КТГ, категорически запрещают вставать.
– Я лежала с чувством унижения и обмана. Почему они так жёстко со мной обращались? А где обещанное свободное поведение? Было ужасно неудобно, я очень хотела слезть на пол и приседать, но боялась этого командного тона, этих раздражённых лиц. Схватки стали чувствоваться всё слабее и реже. Пришли врач с акушеркой, сказали, что сама не рожу, поставили окситоцин. Встать так и не разрешили. Всё длилось ещё три часа, именно это я запомнила как ад. Потом сделали вакуум и на живот давили. Ребёнка сразу отсекли и унесли на столик. Но он, видимо, находился в хорошем состоянии – минут через десять вернули, положили на живот: «А вот теперь золотой час». Сейчас мы дома, кефалогематома уже прошла. Инна, почему всё так? Они же говорили на дне открытых дверей…
Что ответить, какими словами?
Почему всё так? Не иначе как для повышения рождаемости. Разумеется, такие вот «мягкие» роды в роддомах именно для этого.
А вы как хотели?
Глава 9. О СУПЕ СО СПРУТОМ И ТЕОРИИ МИРОВОГО ЗАГОВОРА
В акушерстве, как и в жизни – в политике, на производстве, в личных отношениях и в других сферах, – в случае неудачи частенько норовят найти виноватых: вредителей, саботажников, предателей и прочую пятую колонну. Как и в искусстве.
В период моей учёбы в ГИТИСе однажды назрел серьёзный конфликт. На общем собрании студенты дружно высказали мастеру курса, что из всех педагогов по актёрскому мастерству с ними по-настоящему занимается только один. Остальные же – известные, важные, народные – приходят не преподавать, а в очередной раз провести свой творческий вечер. И ничему не учат горящую жаждой творчества молодёжь, только бог знает по какому кругу травят театральные байки да делятся задушевными воспоминаниями.
Народные обалдели от такой наглости – какие-то студентишки смеют им, великим, что-то предъявлять! Посовещались и выдали: «Мы всё поняли, среди вас есть зачинщик». И тут же, на наших глазах, отчислили одного особенно горячего.
Мы в ужасе обомлели: отчисление из театрального – катастрофа. Когда я поступала, на наш курс набрали двадцать человек из шести тысяч (!) претендентов.
От такой показательной расправы студенты надолго затихли. Но неудовлетворённость обучением