К сожалению, не обошлось без конфликтов и ссор: в одной поездке за город мы до хрипоты спорили на тему предстоящих выборов, будущего России и веры в Бога; иногда ни с того ни с сего начинали выяснять взаимоотношения, и голова шла кругом от взаимных обвинений и беспощадных оскорблений. Но после ненастья снова светило солнышко, и когда мы в последний день гуляли по старому городу, Вадим, проигнорировав мой вопрос, совсем не в тему ответил: «Ну, что сказать тебе, чудо мое… Я тебя люблю».
7 июля, 1997
Мы с Вадимом ходили на день рождения к моему близкому другу Халиму, который отмечал свое тридцатилетие в ресторане «Архангельское». Были его друзья, коллеги по работе, родственники, сестра с мужем, а также Бернштейн. Сначала день варенья показался мне немного скучным и даже официальным, но потом народ расслабился, и к концу вечера уже танцевали «Цыганочку».
Вадим написал Халиму забавное стихотворение, как обычно, неоднозначное…
Халим! Ты влип… на 30 лет.
Пришли к тебе друзья чуть свет,
И каждый празднично одет,
И руку жмет, даря букет,
Вручая, как входной билет,
дающий право на обед.
А те, кого меж нами нет,
Конечно, шлют тебе привет!
И даже, может быть…
Нет-нет… Я здесь имел в виду – сонет…
Здесь же, в Архангельском, прямо за столом, можно сказать, под осетрину, Вадим поведал мне, что на днях познакомился с какой-то длинноногой медсестрой и на досуге переспал с ней. Когда я спросила: «Ну, и как медсестра?», – он без промедления ответил: «Да никак… Как я и думал, вся в своих фантазиях».
Интересно было повстречаться спустя столько времени с Бернштейном. Он весь вечер смотрел на меня и косился на Вадима. Потом мы вместе пили кофе и болтали за жизнь, и он мимоходом заметил: «Ты еще замуж не вышла? Все с этим чудаком Вадимом?»
От счастья онемев, бездной души твоей живу,
Восторг дыханья затаив, люблю в беспамятстве.
Явь ты или сон земной,
Ангелов небесных странник или рока гений злой,
Я судьбу молю лишь об одном – быть с тобой.
И как ни пытаюсь я в который раз препарировать под микроскопом душу этого человека, ничего не получается. Если разложить по кирпичикам, то все предельно ясно. Если же сложить снова все вместе – загадка, а не человек. Чем больше общаюсь с ним, тем больше он пленяет и покоряет меня. Я даже перестала сравнивать – нет таких, и точка.
И совсем не важно, что все его богатство – голос и гитара, а я живу с ним как на вулкане, вздрагивая от каждого телефонного звонка. Пусть он уходит в дождливую ночь, в никуда, и неделями где-то пропадает – я счастлива, потому что когда я слышу его голос и тону в