– Ах вот вы какие, проказницы, – покачала пальцем Любава раскидистым берёзам. – Спешу я, родимые. Душа трепещет, важное что-то… Нужна я там сейчас, да вот только повсюду каменья, ступить больно. Не покажешь ли ты, зарянка, как добраться мне до тех мест? А я с тобой песенку спою, а?
И запела Любава, улыбаясь пташке, что полетела впереди неё, указывая дорогу. Изящно обходя острые камни, она, казалось, парила над землёй, звонко напевая песнь о заре. Лёгкий туман, стелющийся по земле, добавлял магии моменту, размывая контуры деревьев. Казалось, что вот-вот он поднимет девушку в небо и, как на облаке, унесёт далеко-далеко, туда, где из света выплетается великое полотно жизни.
Внезапно она остановилась. Впереди неё, воткнувшись в дерево, стояла непонятная обгоревшая конструкция, размером с её хижину. Позади неё показались сломанные цветущие кустарники, в ветвях которых Любава обнаружила уцелевшее гнездо с птенцами сойки. Но птицы поблизости не оказалось. Тогда Любава, продолжая изучать сгоревший автобус, свистнула, призывая сойку, но услышала лишь лёгкий шорох у выпирающего корня дуба. Она тотчас бросилась туда. В траве лежала птица со сломанным крылом, тяжело дыша. Девушка бережно взяла ее в ладони и промолвила:
– Это ты звала меня, милая? Я здесь. Я помогу тебе. Всё будет хорошо.
Она опустила влажные ресницы и прошептала несколько слов. Некоторое время она сидела без движения, проводя внутри себя таинство исцеления раненой пташки. Когда Любава открыла глаза, сойка уже спала. Её дыхание восстановилось, как восстанавливалось ее хрупкое маленькое тельце под бежевыми пёрышками. Малиновка подлетела к любимице леса и что-то громко прощебетала. Затем она немного отлетела назад и принялась кружить, словно предлагая отправиться вслед за нею.
Все ещё держа в ладонях раненую птицу, Любава поднялась на ноги и пошла туда, куда её звали. Пройдя несколько десятков шагов, она обнаружила нечто похожее на тело мужчины. Сердце бешено заколотилось, когда девушка взглянула на него ближе. Несмотря на потемневшую кожу со множеством царапин и ссадин, мужчина, по всей видимости, был ещё жив. Пульс прощупывался, но был слишком слабым и прерывистым, чтобы надеяться на лучшее. На нём была тёплая одежда необычного покроя тёмных оттенков в несколько слоев, на которых практически не было видно следов засохшей крови. Любава растерянно смотрела на мужчину, который лежал в забытье, где-то на тонкой границе между жизнью и смертью. Переносить его было делом опасным и трудным, но и оставлять здесь одного означало не дать ему шанса выкарабкаться. Она убрала пряди волос с округлого лба мужчины и аккуратно осмотрела голову на наличие открытых ран. Когда девушка убедилась, что голова цела, она принялась осматривать грудную