– Они мучились? – Августа, покачиваясь, встала со стула и отошла в глубину комнаты.
– Нет. Говорят, все произошло так быстро… Навряд ли они смогли полностью осознать, что происходило в те последние секунды…
Произошла пауза, во время которой комнату настигла тишина. Августа стояла спиной к представителям органов опеки, прижав руки ко рту, она завороженно наблюдала за седыми грузными облаками в окне.
– Думаю, вы понимаете, зачем мы здесь, – начала женщина. – У вас еще есть родственники?
– Нет, – глухо отвечала девушка.
Она даже не догадывалась, что несколько лет назад ее брату приходилось отвечать то же самое.
– И со стороны жены никого?
– Нет. Я одна.
– Сколько вам лет?
– Восемнадцать.
Люди сзади нее переглянулись.
– Вы осознаете, что теперь этим детям прямая дорога в детдом?
– Да.
– Повернитесь к нам, пожалуйста. Присядьте.
Августа поняла смысл этих слов не сразу. Она шевельнулась в их сторону, и людям стало не по себе. Девушка бесшумно села напротив них, ее лицо было влажное, темное, с выступающими синими венками. Ее глаза смотрели как-то ненормально, они были полны желчи, горечи, страдания. Глубина глаз пугала.
– Вы – единственный шанс для детей, чтобы остаться в семье, – внушающе заговорила женщина.
– У них больше нет семьи, – с неожиданной грубостью отрезала Августа.
Люди снова переглянулись, и женщина, как бы готовясь к моральной борьбе, придвинулась ближе к столу.
– То есть вы не против, чтобы, – в этот момент она раскрыла документ и начала читать, – пятнадцатилетняя Анна, пятилетний Максим, двухлетние двойняшки Дарья и Павел, а также семимесячный Герман, оказались в детском доме?
– Против, – Августа сжала губы и озлобленными глазами сверкнула на женщину.
– Тогда вам следует взять этих детей на попечение… Нужно оформить опекунство…
– Но как?! – взорвалась Августа. – Я не смогу! Господи, мне только недавно исполнилось восемнадцать! Я еще сама ребенок!
– Она права, – проговорил мужчина, сидевший поодаль.
– Как вы можете так говорить? Это же ваша семья, которая на грани распада! – возмутилась женщина, встретившись взглядом с Августой.
– Вы можете говорить что угодно! – с чувством заговорила девушка. – Но я ничего не знаю и меня никто ничему не учил. Я сама провела десять лет жизни в детдоме. Я не знала ни что такое любовь, ни что такое ласка и забота. Теперь ответьте мне, как я могу воспитать этих детей, дать им все эти необходимые чувства, которых я сама никогда не испытывала?! Как я смогу жить, если узнаю, что с ребенком что-то случилось по моей вине?!
Мужчина, сидевший