– Неуклюжая дура!
– Он тяжелый! – надулась девушка, поднимаясь на ноги. – Я не люблю носить тяжести!
– Шевелись, девочка, пока я не начала учить тебя послушанию!
Сатешу трясло. Она отвела Энки в соседнюю комнату и придирчиво осмотрела.
– Вы не пострадали?
– Нет, но… Сатеша! Ты обожглась!
– Не беспокойтесь обо мне, достопочтенный господин. Со своей ссадиной я разберусь позже.
– Ссадина? У тебя обожжены руки! Позовите целителя! Сейчас же!
– Нет, не нужно. Я сама дойду до целителя, как только позабочусь о вас.
– Я не ранен. Ступай к целителю, Сатеша!
– Если вы того желаете, я так и поступлю.
Она склонила голову, но не ранее, чем убедилась в его невредимости.
– Я отведу тебя.
– Нет. Я спущусь в город. Нечего лишний раз приглашать мудрых в обитель – они и так возгордились.
– Тогда поспеши, Сатеша. Ты сама учила, что даже мелкие раны могут загноиться.
– Тогда позвольте мне ненадолго отлучиться. – Она уже собралась уходить, когда внезапно припомнила. – Ах да, достопочтенный господин, сегодня к обеду подадут ваш любимый пирог с томлеными грушами. Прислать музыкантов в обеденную залу?
– Нет.
При мысли о еде к горлу подкатил ком. Ожоги Сатеши, слепые глаза девочки и колодец…
Колодец.
Почему Энки вспомнил о нем? Старый колодец, заполненный ледяной водой подземного источника. Ладони Энки взмокли, грудь сдавило. Он ничего не мог сделать. Разве можно помочь другому, когда сам не понимаешь, на что опереться? Бессилие грозило раздавить.
Еле передвигая ноги, Энки шел, сдерживая волны накатывавшей паники. Он ненавидел себя за слабость, но не мог вырвать ее корень, внедрившийся прямиком в сердце. Он надеялся, что Путь поможет ему справиться, в нем он найдет свою силу.
Но был ли Путь у жреца, отвергнутого семьей? Была ли у него цель?
Галереи комнат, мраморные ступени, тяжелые двери – наконец, он вышел наружу. Свежий воздух наполнил грудь. Стало немного легче. Солнце растеряло полуденный жар и приближалось к западной границе, окрашивая листья подвесных садов в оранжевые оттенки.
Энки сел на бортик фонтана и опустил руки в прохладный журчащий поток, бивший из глубин земли, омыл лицо. Пальцы дотронулись до ал'соры… Оставалось радоваться, что наносили ее детям очень рано, так что воспоминаний о ритуале не сохранялось.
Мучения не вечны. Заживут ожоги Сатеши. И Энки забудет о муках, перенесенных в Чертогах Ашу.
Нет. Некоторые страдания не заканчиваются.
Девочка, ослепленная хранителем, вряд ли забудет причиненную ей боль. Интересно, удалось ли этому высокородному, Шархи, встретиться с родней малышки?
– Ах, ну наконец-то!
Услышав незнакомый голос, Энки обернулся. Бодрой походкой к нему шагал вершитель – молодой и долговязый, с копной огненно-рыжих