Я проснулась внезапно около четырех часов утра, полежала, не шевелясь, пытаясь вспомнить, где я и кто я. Было очень покойно, Кира спала в дальней комнате. Навязчивых мыслей из прошлого дня в голове не нашлось, впереди нас ждал бестревожный день, поэтому я собиралась снова уснуть, как услышала в тишине отчетливые шаги по кухне. Это был звук босых ног по линолеуму… звук маминых шагов.
От страха у меня перехватило дыхание, я замерла в ожидании – повторятся ли эти звуки, перейдут ли они из кухни в комнату? И действительно, кое-что началось: через пару минут, после того, как я услышала знакомые шаги, прямо в середине оконного проема возник четкий силуэт мужчины, который взбирался по оконной решетке в спальне. Я позвала Киру, с облегчением понимая, что есть с кем разделить свои страхи. Мы молча следили как силуэт, повисев на нашей решётке, уверенно двинулся в сторону балкона на втором этаже, потом послышался дребезжащий стук по стеклу, и молодой голос громко позвал:
– Серёга, ты проснешься, наконец!? Я ключи потерял. Открывай, давай.
Скрипнула балконная дверь, и следом в дом вернулась мирная тишина. Кира сходила на кухню попить воды, и на обратном пути заметила:
– Как ты чутко спишь! Мне же хоть из пушек пали.
– Можешь не верить, но меня о том, что парень полезет по окну, предупредила мама…
Утро застало нас в тех же хлопотах – разобрать, рассортировать, упаковать, а потом полдня исчезли в беготне по коммунальным службам. Весна уже вовсю плющила снег, но бледное солнце ещё не извело морозную сырость, поэтому мы завернули в магазин, чтобы погреться, а заодно купили сыр и хлеб. Дома с удовольствием попили чай, потом перебрали платяной шкаф, следом и книжный, отложив самые любимые книги. Остальные, перевязав ворсистой бечевкой, поделили на стопки, чтобы удобнее было выносить их на улицу. И только после ужина занялись каждая своим делом: сестра открыла ящик стола, где хранились её детские рисунки, вырезки из журналов про балет и открытки актеров кино. Я же решила, что надо пересмотреть домашний архив до последней бумажки, чтобы не везти лишнее в Сиверск.
Забилось ли моё сердце при виде той эпистолии, так сказать, в предчувствии грядущих перемен? Ничего подобного. Я лишь испытала жгучее любопытство человека, живо интересующегося прошлым своей семьи.
Но прежде чем откопать в груде бумаг пожелтевший листок с чуть видным тиснением по верхнему краю, я пересмотрела сотню вырезок из газет и квадратиков картона от коробок с кашами, исписанных круглым почерком мамы: телефоны, адреса, рецепты, записки о том, что купить, что сделать. К своей радости нашла в отдельном конверте чудесные открытки и фотографии из Чехии. Мамина подруга по переписке почти тридцать лет нечасто, но регулярно присылала нам новогодние поздравления, подписанные по-русски кругленьким почерком: она преподавала наш язык в школе. Два десятка фотографий – на выпускном вечере,