«Неужели из меня также лилось?», – размышлял Дмитрий, глядя на бьющегося в рвотных судорогах новоприбывшего мужика, неопределенного возраста, но так как никто не давал грамотного ответа, он удовлетворял любопытство обычным наблюдением.
Очищение легких от воды длилось недолго, после чего тяжело дышащий, свежевымытый раб Геенны Огненной осмотрелся по сторонам и наткнулся взглядом на лежащие вокруг мертвые раздутые тела. Что-то щелкнуло в его голове, какое-то сострадание и он бросился к ближайшему из трупов, принявшись делать тому искусственное дыхание. От усилий старающегося над мертвецом человека, послышался хруст ребер, и Дима непроизвольно вздрогнул, уж слишком ударил по ушам звук ломающихся костей, пробившийся сквозь всеобщий гвалт.
«Блин! Откуда во мне такая эгоистичность? Почему я так не сделал? Никакого страдания по умершим, желания разбудить их, увидеть жизнь в раскрывшихся глазах… С самого детства, да и потом… Жалел кошек, собак, да и вообще любых животных, некоторых людей, причем не понимаю отчего выбор падал на них, но в тоже время не пожалею, если полмира сгорит в Третьей Мировой… Душа моя потемки… Прав был Анатон, а точнее честен… Мне необходимо глубже заглянуть в себя…», – в это время, еще минуту назад чуть не захлебнувшийся мужчина устал оживлять первого мертвеца и бросился ко второму, ситуация с которым повторилась.
Все действия новоприбывшего, искренне переживающего за лежащие вокруг бездыханные тела, тускло отражались в глазах каждого смотрящего в его сторону узника. Уже уставшие от смерти рабы Ада, «ожидающие» дальнейшего путешествия по Геенне Огненной, наблюдали за человеком, не свихнувшимся, не впавшим в тоску и не очерствевшим за недолгое время нахождения здесь. Многие из пребывающих в этом гигантском, как и все адские постройки подвале, будто смотрели дешевый, неинтересный фильм, но на безрыбье и рак рыба.
Дима же, быстро наглядевшись на сизифов труд пленника, занимающегося бессмысленным на его взгляд занятием, меланхолично отвернулся – адаптация к Аду проходила семимильными шагами – дабы найти место, где можно поудобней присесть и ждать продолжения жизненного пути. Должен же он когда-то начаться, тем более Сортировочная, если это она, почти полная, но как только он поднял ногу для первого шага…
– Смерть! Смерть вступила в свои права! – полетели брызги слюней изо рта, вылетевшего, откуда ни возьмись, следующего свихнувшегося. – Не в кресте вера, а в тебе! В сердце твоем! Внутри огнем пылает вера! – худющий мужик лет пятидесяти, с трехдневной щетиной на вытянутом, как у породистого коня лице, непонятно-объясняюще размахивал руками, перед чуть не обоссавшимся от внезапного испуга Дмитрием. – Все мы без креста, но с верою внутри! С ней