В этот момент в столовой упала большая картина. Старинная рама треснула, от нее откололась гипсовая лепнина. Роланд отошел к стене, где она висела. Крюк был на месте, веревка тоже цела.
– Надеюсь, ты понял… – Роланд в недоумении осматривал место происшествия.
– Надеюсь, ты тоже, мудак, – тихо сказал Доминик.
Слышал его только Артур.
_______
Магнитофон орал. Артур постучал, но никто не ответил ему, он открыл дверь, вошел. Доминик лежал на тахте, закрыв глаза. Артур убавил звук.
– Вот, возьми, – он положил рядом с мальчишкой наушники. – Я тоже люблю, когда громко, но у моего брата очень чуткий слух и ему это мешает, я слушаю музыку в наушниках.
– А он?
– А он нет.
– Чего ты перед ним так расстилаешься?
– Слово не подходящее. Он мой старший брат. Я его люблю. У меня больше и нет никого. Тебе это не понятно?
– Брат-гад? Шутка! Про нет никого – понял.
– Тоже грязь слушаешь?
– Че-го?
– Гранж?
Доминик кивнул.
– По-английски значит «грязь». У меня есть кое-какие американские группы, звук у них такой приятный, вязкий – словно в детстве в мокром песке возишься или в луже с раскисшей глиной.
– Ты теперь весь такой белый, потому что все детство в грязи колупался?
– Мне мало какие цвета идут – рожей не вышел. А вообще, маленький я с прогулки всегда приходил как чушка. А ты где в детстве жил?
– Жил у мудил. Не подлизывайся. Возьму твои наушники, ладно уж.
Артур помолчал, дожидаясь, пока Доминик посмотрит на него.
– Не вы…вайся, – сказал он спокойно, – а то в следующий раз наушники другие будут.
– Аж, блять, жало задрожало! – но видно было, что он решил отступить. – Хочешь что-нибудь послушать из наших?
– Ну, давай. Правда, наших все время в какие-то романсы тянет. Ждешь-ждешь, когда же разгонятся, но так ничего не происходит. Вот американцы, они в куплете такие тихие, спокойные, а в припеве как жахнут!
Доминик расхохотался.
– Я тоже так люблю!
Камень ясности
Артуру казалось, что всю ночь ему снился звон – колокольчиков или хрустальных бокалов, и хотя в звуке не было ничего неприятного, его навязчивость лишала сон покоя. Было в этом звоне еще кое-что – ощущение всеобщей суеты, глупой толчеи, переката сплетен и невидимого, но неотвратимого страшного исхода. Цоллерн-младший проснулся очень рано. Побродил по саду, зашел на конюшню и вернулся в дом, успев сильно проголодаться. Он уже решил добыть себе завтрак самостоятельно, но был застигнут Патриком.
– Патрик, очень хочется есть, можно мне вместо завтрака что-то больше похожее на обед?
– Конечно, мсье Артур, сейчас я вас накормлю так, что вы не сможете подняться с дивана, – улыбнулся старик.
– Звучит многообещающе!..
Ожидая