Мое долгое молчание, вызванное изучением портрета, Бубнов воспринимает как недоверие к его работе. Он смущённо бормочет:
– Может, не совсем точно изобразил… Вечер был да и видел-то человека мельком… Если бы он не в машине сидел, а в студии позировал, да при хорошем освещении.
В том-то и дело, а ещё оправдывается! Если ничего не сочинил, то – завидная зоркость у парня. Я дружески обнимаю его.
– Всё хорошо. Этот портрет мы сегодня размножим, и… словом, спасибо!
Он краснеет, как девушка, вскидывает на меня повеселевшие глаза:
– Тогда пойду? У меня скоро занятия.
Прощаемся, довольные друг другом, и он уходит. Мне тоже не сидится в кабинете, хочется немедленно показать портрет оперативникам Белова: вдруг опознают в нём кого-нибудь из «крестников»?
Но… Как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Все восхищаются мастерством художника, крутят портрет так и сяк, однако признать в нём кого-либо не могут.
– И всё-таки, кого-то он мне напоминает, – мучительно раздумывает Наумов. – Кто это? Кто?..
Ничего, выясним! Для начала покажу портрет Шляпниковой.
Беру из сейфа специально приготовленные для подобных случаев два портрета других лиц, вызываю служебную машину и еду в «Бирюзу».
Шляпникова, в присутствии понятых, долго вглядывается в портреты, затем указывает на тот из них, что рисовал Бубнов, и чуть дрогнувшим голосом подтверждает:
– Он! Очень похож: глаза, брови, волосы, лоб…
Вот и отлично. Как положено, оформляю протокол опознания. Теперь бы пропавшее такси отыскать.
3
Домой опять возвращаюсь поздно. По улицам ещё снуют машины, и я невольно приглядываюсь к ним – не промелькнёт ли такси с номером «37—38»? Ох, как нужна мне эта машина! Думаю, от неё потянется ниточка к раскрытию разбойного нападения на «Бирюзу».
Жёлтых такси проносится немало, но всё не те, не те…
Вот и мой дом. Лифт быстро поднимает меня на шестой этаж… Не успеваю вытащить из кармана ключ от квартиры, как дверь распахивается – и вижу счастливое, улыбающееся лицо Елены.
– Как хорошо!.. Как хорошо, что ты всё-таки пришел, – порывисто восклицает она и втягивает в прихожую.
Недоумевая, замираю у порога.
– А что, собственно, случилось? Почему – «всё-таки»?
Глаза Елены радостно светятся.
– Потом, потом скажу. Давай переодевайся – и ко мне, в мою келью.
И тут замечаю на Елене нарядное тёмно-зелёное вечернее платье и лёгкий белый шарфик, что придают ей праздничный вид.
– Какое-нибудь семейное торжество? – догадываюсь, наконец.
Она молча кивает.
– И моё присутствие тоже необходимо?
Ещё кивок. И мне ничего не остаётся, как подчиниться и наскоро привести себя в порядок. Непонятно только, почему торжество не в гостиной и так