Мне как-то довелось спросить двоюродного братца относительно сделанного им поступка. Он сказал, что моя мама (Лёва её терпеть не мог) вела себя как хозяйка и всюду лезла. Я весьма удивился такому ответу, весьма, кстати, неумному. Моя реплика на заявление родственника не заставила себя ждать:
– А мама – то и была хозяйкой!
Я мог бы ещё и добавить:
– А вот ты, Лёва, был примаком!
Но тогда не догадался.
Много лет спустя, в 1997 году, я посчитался с семьёю кузена Льва за совершённую им когда-то подлость. Всевышний восстановил справедливость, хотя и мне самому пришлось здорово поработать на неё.
Мой двоюродный брат всегда казался мне несколько странным и не очень умным. Он, в свою очередь, считал неумным меня, а мою маму и вообще дурой набитой. Когда пишутся эти строки, их обоих уже нет в этом мире. “De mortuis out bene, out nihil”. Прости меня, Господи, как-то не получается иногда следовать рекомендациям обрезанной сентенции спартанца Хилона!
№ 2 – от 22 июня 1941 года до поступления в школу в 1944-ом
Я и моя мама уехали в эвакуацию в июле 1941 года. Москву в это время уже бомбили, и жильцы нашего дома при сигналах воздушной тревоги спешили укрыться в бомбоубежище – в нашей домовой котельной, вход в которую находился во дворе. Её помещение как бы частично было врезано в фундамент строения. Кто-то из его обитателей во время авианалётов фашисткой авиации находился на домовой крыше с целью своевременного тушения зажигательных бомб, сбрасываемых с вражеских самолётов. От нашей семьи в этих рискованных дежурствах участвовала домработница Домна Васильевна. Она – то и рассказала потом, как видела в московском небе два вражеских самолёта, участвующих в налёте на столицу. Впрочем, район Красной Пресни особенно сильно не бомбили. Во всяком случае, вернувшись в 1943 году в Москву из эвакуации, я не увидел никаких особенных разрушений в этой части города.
Во время одного из очередных налётов вражеской авиации со мной приключилась забавная история – я умудрился промочить ноги, залезши в какой-то проточный жёлоб, находящийся в котельной. Вот, собственно, и всё, что осталось в моей памяти от походов в бомбоубежище. Никаких бомбовых разрывов я не слышал.
До отъезда в эвакуацию мне запомнился ещё один эпизод, свидетельствующий о пришествии войны. Окно нашей кухоньки выходило на Новопресненский переулок. После 22 июня на нём регулярно протекали… военные действия, иными словами, без пяти минут призывники под руководством инструктора отрабатывали приёмы штыкового боя с воображаемым противником. Естественно, штыки были тоже воображаемыми, а винтовки муляжными – сделанными целиком из древесины.
Бомбёжки и стремительное продвижение в глубь страны немецких войск поставили на повестку дня вопрос об эвакуации жителей Москвы, в первую очередь женщин с малолетними детьми и стариков, на Восток. Подальше