– Вот и разбирайтесь, а по мне так нечего там выяснять, – распаляется красавчик. – Ты мне лучше прямо скажи: зачем комсомольцу по ночам в вещах копаться?
– Ну-у, не знаю зачем, – слегка тушуется друг. – Может, он просто что-то искал, сигареты, например, из своего кармана хотел достать, не спалось, курить захотелось.
– Ага, сигареты?! – продолжает бушевать. – А в результате утром у меня в кармане ни кошелька, ни наших с тобой сбережений как не бывало!
– Да почему ж ты вообще решил, что их у нас украли?
– А то как же? – неожиданно теряется.
– Ну-у, может, ты их просто где-то потерял накануне, на занятиях по рытью окопа, например, выронил, то ещё занятие оказалось – столько сил там затратили, нужно было сходить поискать. Да вообще, мало ли что ещё могло случиться?
– Да ты что? – испуганно вскидывает глаза.
– А что? – беспечно жмёт плечами невзрачный, запаренный работой курсант. – Немудрено: дел и событий здесь, в учебке, пруд пруди, а проблем и вводных – хоть отбавляй, в общем, всякое могло случиться в запарке, нечего думать о худшем.
– Этого. Не могло. Случиться, – давит по слогам аккуратно одетый стиляга. – И вообще, ты мне скажи сразу начистоту: что, по-твоему, хуже – поверить врагу или усомниться в товарище? Разве не бдительность прежде всего?
– Ты знаешь, – прекратив жевать, неожиданно каменеет помятый, нелепый, – может, ты и прав в плане того, что этого с тобой не могло случиться, тебе видней, но запомни – хуже, чем ошибочно обвинить кого-либо, а тем более своего, ничего быть не может.
– Дурак ты, – не выдержав взгляда, отворачивается прилизанный.
– Может, и так, но по-другому со мной не будет.
– Вот потому-то и денег у тебя не будет.
– Ничего страшного, как-нибудь две недели до конца практики дотянем, всё равно ждать перевод из дома уже поздно.
– Конечно, поздно, – безучастно, не слушая, на автомате отзывается, – пока твоё письмо туда дойдёт, перевод – обратно, мы уж домой уедем или тут ноги протянем.
– Не говори ерунды, – одёргивает его друг, – ничего страшного не произойдёт, две недели как-нибудь не усохнем на казённых харчах – потерпим.
– Вот сам и терпи, – недовольно бубнит под нос.
– А всё-таки, Вадик? – неожиданно прерывает его друг. – А где ты деньги достал, у наших-то, кажется, ни у кого ничего не осталось?
– Да я… – на секунду теряется непримиримый. – У ребят, из первого взвода, – неопределённо машет рукой в сторону, – занял.
– У первого? – машинально повторяет наивный. – Интересно, – на секунду задумывается, прекратив жевать. – А у кого?
– Да у мичмана, – испуганно выпучивает глаза первый, – Галицкого.
– Га-лиц-ко-го? – с неподдельным ужасом по слогам тянет другой, худой. – И когда это? – всматривается в его глаза внимательно, с какой-то