– Важна не ссора, а семья и… – начала Толстушка, но вдруг перед глазами мелькнул хвост, стеганул по столу так, что задрожали тарелки, – ой. Детка, прости, прости, все, не говорю о нем больше. Закрыли тему.
Ян выдохнул. Мышь очень старалась не смотреть, но все равно видела его руки – они тряслись. Они держали хвост. Яну это было намного проще – шерсть не режет рук.
– Так, тихо, – они нависли над Яном, и Хач сделал странный жест руками, – давай, дружище. Вдох и с выдохом выпускаешь весь негатив. Открываешь чакры… все нормально. Это нормально – то, что ты чувствуешь. Семья – лучший друг и главный враг каждого из нас.
«Это нормально – то, что ты чувствуешь», – будто было сказано ей. Будто было послано свыше, чтобы наконец разрушить это равнодушие, эту непоколебимую стену, которая сдерживала весь нагнетающийся пипец.
– ЯН, НОЖ!
– Оп, тихо! Я ее держу!
– Тащи в спальню, ну!
– Хвост держите!!!
Это она визжит? Она правда умеет так громко визжать? В голове взрывались бомбы, разбивались на осколки, а те врезались в мозг – в голове происходила настоящая война, а ногти впились в плоть – своя? Чужая?
– Осторожно, зеркало!
– Сама попробуй!
Перед глазами пульсировали черные круги, горло рвалось от крика, и дышать было невозможно, потому что было невыносимо больно, потому что Мышь захлёбывалась в слюнях и соплях.
«Пусть это закончится, пусть это просто закончится!!!»
– Это ее кровать?
– Какая разница? Ты можешь ноги держать?!
– Сестричка, сделай вдох…
– Помогите хвост зафиксировать.
Она билась в их руках, рвалась наверх, грудь хрипела, как сломанное радио – но Мышь не сама, она просто отбивалась от него, она просто пыталась защититься от этих ненастоящих ударов, но он только бил и бил!
И против полного бессилия, против отсутствия любых желаний, наконец, появилось одно, и оно было сильнее всего на свете – желание прекратить все это! Мышь чувствовала хвост в чужих руках, они делали с ним что-то, и он больше не мог двигаться, не мог бить ее, не мог…
Не мог двигаться.
Он застыл, как замороженный. Мышь еще по инерции покричала, посотрясала воздух, но в голове снова поселилась пустота, а в теле усталость… да такая, что больше не встать.
– Ленок, ты чудо.
– Для тебя брала, вообще-то.
Мышь медленно-медленно перевела взгляд наверх, к изголовью кровати. Хвост, свернутый в кольцо, был привязан к нему каким-то проводом.
– Порвет…
– Не порвет, – уверенно ответила Толстушка, – это специальный. Ты как? Двигаться можешь? Можно тебя отпустить?
Да. Нет.
– Тшш, вот так…
Мышь всхлипнула.
– Тошнит… -какая же она уродливая сейчас, Боже. До этого рыдала, теперь рыдает, все растеклось, растрепалось, задралось перед незнакомыми, перед Яном…
Толстушка, кажется, умудрилась перехватить ее взгляд.
–