За окнами замка ревел и метался, горестно завывая, злой зимний ветер. Где-то внизу шумело море, волны бились о камни, и в неумолчном гуле чудилось что-то зловещее и безнадежное.
Свеча на низком резном столике догорала, чадя и потрескивая, но Гвендилена, казалось, не замечала этого. Глядя в темноту за окном, она думала о том, что время позднее, она устала, и давно пора ложиться в постель – ведь завтра ей предстоит еще один долгий день, с утра до темноты заполненный бесконечными хлопотами и суетой. Самое время раздеться, снять тугой корсет, распустить волосы и юркнуть под одеяло… Но спать ей совсем не хотелось. Трудно заснуть, когда гнетут невеселые мысли и печаль угнездилась в сердце подобно змее под корягой в лесу!
С тех пор как Гвендилена стала дамой-компаньонкой – а по сути, служанкой принцессы и нянькой ее детей, – для нее мало что изменилось. Да, теперь она каждый день ест досыта, носит красивые платья, у нее появилась комната с мягкой постелью – пускай не роскошные хоромы, но, по крайней мере, здесь можно закрыть за собой дверь и остаться одной – и даже собственная горничная… Принцесса Эвина разрешила ей оставить при себе Летту, но Гвендилена до сих пор вздрагивает, когда та, обращаясь к ней, говорит «госпожа».
Поначалу было особенно тяжело. Гвендилена очень старалась поскорее привыкнуть к дворцовым порядкам и научиться всему, что нужно знать и уметь в ее нынешнем положении, – грациозной походке, поклонам и реверансам, искусству правильно выбирать платья и прически, вести себя за столом, а главное, говорить, как подобает благородной даме, но получалось плохо. Другие фрейлины из свиты принцессы почти открыто насмехались над ней, называли дикаркой и неуклюжей деревенщиной. Было обидно, но Гвендилена старалась не подавать вида. Что могут знать о ее жизни эти разряженные куклы? Дочки благородных родителей, они с колыбели купались в роскоши, ни в чем не знали отказа, и теперь видеть рядом с собой вчерашнюю кухонную рабыню для них оскорбительно! Людей, подобных ей, они и замечать-то не привыкли, как не замечают пыль под ногами. Гвендилена понимала это и терпела насмешки, стиснув зубы. «Ничего, – думала она, – все еще может измениться… Мне ли не знать об этом?»
Принцесса Эвина оказалась на диво чадолюбивой матерью, и фрейлинам приходилось разделять ее заботы о детях. Маленький Альдерик, ее новорожденный сын, был слабеньким, болезненным, беспокойным, плохо спал и часто плакал. По заведенному порядку вместе с кормилицей на ночь с ребенком непременно оставалась одна из фрейлин, и Гвендилене такие ночи выпадали нередко… Каждый раз она улыбалась и кланялась, благодаря за оказанную честь, хотя сама порой готова была выбросить мерзкого крикуна в окно, прямо на камни.
Немало хлопот доставлял и старший сын принцессы, маленький принц Римеран. После падения в очаг он благополучно поправился, но его лицо так и осталось изуродовано шрамами от ожогов. Целительница Гила была права – красавчиком ему никогда не стать… В замке говорили, что до этого происшествия он был веселым и добрым мальчуганом, но теперь