– Ты прочитал их?
– Конечно, внимательно прочитал и приобщил к заявлению.
– И что же там? Не томи!
– А вот это уже не твоего ума дело! – Обиделся участковый. – Ты добровольно помогаешь полиции, или это полиция помогает тебе развлекаться?
Глаша презрительно фыркнула и вошла в дом. Толик радостно покатился за ней. Они поднялись на второй этаж и оказались в зале с натюрмортом на широком подоконнике. В комнате пахло красками и сухими цветами. У стены стояло несколько стульев, недалеко от них – большой сундук.
Толик оглядел комнату:
– Отсюда есть выход в общий коридор второго этажа, по которому мы шли вечером?
– Да. Вот эта заколоченная дверь. Она не открывается.
– Ты вчера попала в соседнюю комнату через балкон?
– Да. Иди за мной, покажу!
Глафира повернула шпингалет на балконной раме, и они вышли из комнаты. Толик тут же свесился с перил:
– Высоко!
– Да. Падать будет неприятно. Так вот, я шла по балкону и заглядывала в окна.
– Понятно! – Участковый уполномоченный прошел мимо разбитого окна соседней комнаты. Приблизился к закрытой раме Готического зала и подергал ее за ручку. Она было надежно заперта. Толик кивнул на соседний оконный проем. – А там была кровь?
– Совершенно верно!
Они прошли дальше и оказались у низкого подоконника красной комнаты.
– Угу. – Промычал участковый уполномоченный. – Так я всё себе и представлял.
С другой стороны усадьбы, во дворе со стороны музея послышался шум мотора подъехавшего автомобиля. Толик посмотрел на часы, как-то болезненно дернулся и потянул Глафиру назад к выходу:
– Пойдем! Ты должна быть на месте и искать свой альбом!
Они вернулись на исходную позицию.
Участковый уполномоченный еще раз оглядел небольшой зал, потом подошел к заколоченной двери, резко сорвал с нее прибитые крест-накрест раскрошившиеся доски. Глафира только зажмурилась на миг! Толик надавил ладонью на створки, и они с жалобным скрипом поддались. Он выглянул в открывшийся коридор, затем вышел. Постоял несколько секунд, прислушиваясь. Потом повернулся к Глаше, приложил указательный палец к своим губам, закрыл дверь с другой стороны, и наступила совершенная тишина!
Оставшись одна, молодая женщина без сил опустилась на стул. Таинственное поведение Толика и его крайняя заинтересованность происходящим в Усадьбе отчасти объяснилась. Если Любовь Петровская действительно получала письма с угрозами, то кровавые «послания» в особняке могли быть последующими звеньями этой цепи.
Сквозь закрытые двери снизу послышались тихие голоса. Глаша прислушалась, но они были так далеко, что ничего разобрать не получилось. Она чуть-чуть приоткрыла освобожденные Толиком из плена дверные створки и переставила свой стул ближе