Глава 8
– Ну вот и последний перекресток! – радостно объявил кучер, поглядывая на дорогу.
Он легонько хлестнул поводьями лошадей, давая понять, что тащить свою ношу им осталось недолго. Я нетерпеливо выглянула в окно кареты. Сумерки уже начали опускаться на землю, но дорога еще была видна довольно хорошо. С восточной стороны ее росли деревья, и в дневное время я бы увидела на этом месте небольшую рощицу, но, взглянув на почерневшие в сумеречном освещении деревья, я сделала вывод о том, что передо мной густой и довольно опасный лес. С западной стороны дороги, по которой мы ехали в город, было широкое поле, которое делила пополам узкая ухабистая дорога. Возле перекрестка находился указатель, который направлял свою плохо отточенную стрелку в сторону полевой дороги. На нем неровными буквами были выведены слова: «Западное кладбище». Закатное солнце уже почти спустилось за горизонт, отчего небо там приняло темно-красный, почти кровавый оттенок, предвещавший путникам скорую перемену погоды.
– Нехорошее предзнаменование, – прошептала я, отстраняясь от окна.
Видимо, лицо мое против воли приняло испуганное выражение, так как мама, посмотрев на меня и услышав то, что я сказала, заволновалась. Она, как и большинство женщин нашего времени, верила приметам и старалась прислушиваться к народной мудрости. Поэтому совершенно не удивительно то, что слова мои и поведение серьезно всполошили ее.
– Ты о чем, Марьюшка? – с тревогой спросила она. – Что ты там увидела?
Она потянулась к окну, желая взглянуть на то, что привело меня в тревогу, но я остановила ее, сказав:
– Ничего, мамочка. Я ничего плохого там не видела.
Я не хотела посвящать ее в свои тревоги, в основном потому что боялась за ее здоровье. Любое волнение и любая тревога были для нее опасны и грозили проявлением эпилептических припадков той или иной степени. Ни я, ни Петрус не желали, чтобы один из таких приступов, пусть даже и самый слабый, приключился с ней в дороге, и поэтому на протяжении пути всеми силами ограждали ее от возможных тревог. Весть о том, что уже скоро мы окажемся в Амстердаме и наконец-то сможем отдохнуть и выспаться, радовала нас всех, а в особенности Петруса, который последние пару дней только и говорил, что о своей жуткой боли в пояснице, появившейся из-за неудобного каретного сиденья. Его ворчанье действовало нам с мамой на нервы, но мы старались не ругать своего сопровождающего, так как и сами чувствовали усталость и напряжение от длительного пребывания в одних и тех же положениях.
Пока я рассуждала над этим, мы въехали в Амстердам. На улице было уже совсем темно, но даже в темноте я могла понять, что город этот огромен и весьма красив. Впрочем, мой взгляд настолько был не искушен в понятиях «огромен» и «красив», что любой мало-мальски большой и чуточку ухоженный город показался бы мне поражающим воображение. И все же Амстердам вызывал у меня восхищение. Я никогда в жизни не видела таких высоких домов. Нет, конечно,